Шизофрения. Том 1
Шрифт:
В этот момент раздражающая, давно осточертевшая мелодия напомнила ему, что расслабляться не нужно никогда, потому как даже за считанные секунды до окончания рабочей недели что-то, а чаще – кто-то конкретный и оттого ещё более ненавистный, может запросто испортить как настроение, так и все планы на долгожданный вечер. С некоторой натугой он достал мобильный из кармана, попутно отправив некоторую дозу проклятий производителям джинсов, но, увидев высветившееся на экране имя абонента, сразу заметно подобрел, поскольку данный абонент был, очевидно, не в состоянии подкинуть ему какую-нибудь срочную работу или просто головную боль.
– Салют, какими судьбами? – дружелюбно поздоровался Михаил, имевший привычку разговаривать по телефону так, будто встретил собеседника лично. Едва заметная деталь, но есть некоторые выражения, такие как «приветствую» или «чем обязан», которые редко услышишь в трубке мобильного, потому как последний исключает зрительный контакт, а, значит, так или иначе, понижает степень
– Не уверен насчёт судьбоносности, – явно обрадовался приветливому тону Сергей, – но как минимум предложение, как провести вечер пятницы, имеется. Ты, наверное, смутно помнишь, но в том милом джазовом кабачке, где мы так близко сошлись, тебе вполне нравилось, так что не хочешь ли присоединиться сегодня: я буду скучать там в обществе одной нудной до невозможности подруги, которую не могу послать куда подальше, потому что наши папаши приятели, так что, честно признаюсь, нуждаюсь сегодня в твоей компании, если не безмерно, то уж точно сильно. Когда мы нагоним на неё достаточно тоски, чтобы она сбежала добровольно, я готов буду развлекать тебя остаток вечера.
– Не уверен, что подхожу для этого дела, ты бы прикинул кого ещё, – откровенность страждущего явно оценена не была.
– Именно ты больше всех и подходишь. Послушай, эта избалованная девочка, которая в любом почти обществе будет ощущать себя как рыба в воде, но вот как раз на тебе-то и споткнётся. Ты настолько класть хотел с пробором на всё то, ради чего она живёт, что терпеть ей это будет совсем не с руки. Приди на помощь умирающему другу, в конце концов.
– Не припомню, когда это мы успели стать друзьями. Приятного вечера, – проговорил Михаил и нажал на кнопку отбой. – Как глупо, теперь ведь даже и трубку по-настоящему повесить больше нельзя, с этими чёртовыми мобильниками, – не замечая того, он всё ещё продолжал говорить, но уже сам с собой. – Что за идиотское время такое настало, если не самый тупой человек может быть настолько помешан на собственной персоне, что так вот запросто, без задней какой мысли, предлагает недавнему знакомому, кстати, не последнему клиенту, – поднял он палец вверх, – побыть вечерок пугалом, чтобы потом в виде благодарности протащить его вместе с собой в пару закрытых пафосных клубов, равнодушием к которым я, кстати, и должен отпугивать навязавшуюся ему на шею бабу. Идиотизм полнейший, – и он быстро набрал Сергею смс с вопросом: «Во сколько встречаемся?»
Относясь к женщинам с известной долей снисходительности, которая поначалу была слишком очевидно натянутой, Михаил, как это часто бывает, со временем превратил эту с оттенком маски привычку в черту характера и однажды с подходящим случаю удивлением осознал, что больше не прячет за напускным высокомерием обиду пубертатного неудачливого подростка, несправедливо обойдённого женским вниманием.
Под несправедливостью он, тем не менее, понимал лишь сам факт игнорирования противоположным полом, что до причин, это побудивших, то тут волей-неволей приходилось признать, что ни в юности, ни в период более поздней молодости он не сделал ничего существенного, чтобы завоевать желанное внимание. Его слишком рано проявившееся гипертрофированное эго ещё со средней школы внушило незадачливому хозяину, что настоящему мужчине не пристало заботиться о внешности в угоду переменчивой симпатии одноклассниц, и таким образом Михаил стал откровенно пренебрегать веяниями школьной моды именно в тот период, когда внешность решает абсолютно всё. Натура в юности, быть может, даже более цельная, чем впоследствии, к тому же всегда последовательный, он ни разу не нарушил самому себе назначенной епитимьи, и можно представить, чего это ему стоило в период полового созревания, когда либидо главенствует над всем существом безраздельно, и тем не менее юный схимник был твёрд как гранит науки, который он отчаянно грыз, пытаясь заглушить ревущие позывы с каждым днём всё более проявлявшейся животной природы. И хотя в моменты совершенно непереносимого напряжения Михаил не брезговал простым и действенным средством, имеющимся в арсенале любого юноши, но продолжал считать даже и это признаком недостойной мужчины слабости, а потому прибегал к нему не иначе, как в случае, если бунтующая плоть заявляла о себе совершенно безапелляционно, так что невозможно становилось банально выйти на улицу. Эта борьба с собственным я также успешно из привычки со временем переродилась в свойство личности, а потому насущную необходимость, и со временем он больше не мог спокойно спать, если в данный конкретный отрезок времени не был занят раздавливанием очередного недостойного чего-то внутри себя.
Набор грехов в понимании воспитанного стараниями школьной программы по большей части на литературе девятнадцатого столетия юноши был по счастью велик, если не бесконечен, так что можно было оставаться спокойным за образ врага до самой что ни на есть гробовой доски. Характерно, что боролся он лишь с проявлениями духовной слабости, совершенно игнорируя телесные, а потому выкованная многолетней практикой железная воля до обидного спокойно наблюдала за развивающимися чревоугодием и пьянством, при этом бросая все силы организма на модную тогда борьбу с
Незаметно для себя Михаил становился лицемером, так как, рассуждая днём с коллегами о том, что нет ничего опаснее телевидения, которое убивает нашу способность к воображению и мысли тем, что подает информацию в слишком переваренном и удобном для проглатывания виде, в то время как вместо ненавистного комбикорма можно с гораздо большей пользой читать книги или хотя бы слушать музыку, он тем же вечером вполне мог потягивать вискарь и глотать пьяные слёзы умиления за просмотром какого-нибудь жизнеутверждающего сериала. И не то чтобы со временем воля его ослабела, но скорее он подсознательно чувствовал, что его отчаянная борьба, не прекращавшаяся с момента появления вторичных половых признаков, и так уже заставила отказаться от многого, так что перед лицом новых трудностей в виде работы, карьеры и в целом самообеспечения было уместно несколько иногда остужать накал бушующих страстей.
Существует некая теория о том, что личность человека на девяносто процентов формируется именно в тот самый опасный период полового созревания и, если предположить на мгновение эту версию как аксиому или просто данность, то Михаил со своей идеей уложился бы в неё как нельзя лучше, поскольку, однажды сделав неравную борьбу потребностью юной формирующейся личности, он весьма закономерно пришёл к тому, что, отчаявшись найти достойного соперника внутри себя, распространил любимое занятие далеко за пределы телесной оболочки, тут же ощутив широту размаха и почти безграничное поле для деятельности. Просто радоваться жизни давно стало для него синонимом бесхребетности и слабости, а потому он отчаянно искал применения собственной воле – качества, аккумулировавшего в себе всё, что давала щедрая природа взрослевшему организму и потому сделавшегося поистине непобедимым. Он должен был безалаберно растрачивать эту энергию для того, чтобы любить, ненавидеть, страдать, колотить в стену от злости и отчаяния или прыгать от неподдельной радости, но вместо этого юный старик складывал всё в одну корзину, на алтарь подношений единственному богу, пока эта ставшая поистине несгибаемой воля однажды не придавила его самого, требуя всё новых объектов для самоутверждения и свершений.
Задолго до того, как стать начинающим террористом и бесстрашным смертником, Михаил сделался безвольным воплощением собственной воли, жадно рыскавшей повсюду в поисках очередного Эвереста, который можно было бы покорить, потому что без этого непрекращающегося восхождения несчастный альпинист не мог уже существовать. Даже его отношения с женщинами по сути носили тот же характер борьбы: случайно или специально, но он подбирал именно тех, которые не могли его любить, чтобы силой одного лишь характера, преодолевая боль и подчас унижения, целенаправленно давить и гнуть свою линию, распаляясь тем больше, чем холоднее была его очередная избранница, ни одну из которых он так и не смог по-настоящему любить. Но демон сопротивления не ограничивался личной жизнью, пытаясь точить зубы везде, где можно, а потому его карьера пережила мощнейший натиск неудовлетворённого эгo, от которого чуть не погибла.
Речь шла о начальном периоде его работы, когда возбуждённая чередой новых впечатлений сила воли решила, что будет достойным избрать врагом руководителя его непосредственного начальника, чтобы на данном красноречивом примере в очередной раз убедиться в том, что предъявитель сего не какой-нибудь лизоблюд и тряпка. Изрядное количество времени и сил на первом этапе ушло на объявление войны коронованной особе, которая с высоты своего слоновьего размера как-то до оскорбительного упорно отказывалась замечать суетящуюся и тявкающую внизу моську. Случай представился лишь спустя три месяца, когда, не застав михаилового босса на месте, англичанин-экспат обратился с поручением напрямую и лично к исполнителю, передав тому кое-какие косты для списания на местный офис, и был всерьёз озадачен почти что яростью, с которой, невзирая на возможные последствия для него самого, какой-то, по-видимому, слишком начитавшийся корпоративной этики попка, взялся отстаивать интересы родной локации.
Судьба, впрочем, была в этот раз благосклонна к Михаилу, потому как будь на месте представителя туманного Альбиона какой-нибудь француз, которые водились в конторе во множестве, бестолковую реинкарнацию Жанны Д’Арк отправили бы в небытие тут же, но гордый сын прославленной нации, надававшей за многовековую историю пиндюлей всем сколько-нибудь цивилизованным народам, а потому не страдающий комплексом неполноценности, ограничился лишь тем, что передал это же указание через своего подчинённого, заметив тому вскользь, что у этого нового парня, похоже, есть стержень, вот только жаль, что у них такие долго не живут. Подчинённый, по совместительству шеф ревнивого до бесстрашия хранителя корпоративных денег и к тому же общей с ним нации, был менее снисходителен к «долбанному Павлику Морозову», коим не преминул, хотя и с глазу на глаз, но всё же откровенно в лицо назвать Михаила, присовокупив ещё несколько крепких словечек слегка за рамками бизнес-этики.