Школа министров
Шрифт:
Скатерщиков понуро молчал.
– То-то же, Петр Федорович. Ты прекрасно знаешь и без моих подсказок, что от тебя требуется, а за три месяца палец о палец не ударил. Я ведь слежу за каждым твоим шагом. И на коллегии обо всем придется докладывать...
Скатерщиков оживился.
– А зачем на коллегии?
– Потребуют отчета, Петр Федорович. Министр потребует, когда выздоровеет. Он ведь не забывает нас. И докладывать придется тебе самому. Без моего посредничества. И еще скажу тебе: пока программа не будет выполнена, ни о каких продвижениях разговора быть не может.
Скатерщикова прошиб
– О каких продвижениях разговор?
Сергей хмыкнул.
– Хочешь начистоту? Изволь. Геннадий Александрович прочит тебя ко мне в замы. Ты это знаешь.
– Ну и?.. — Он снова воспрянул, в глазах появился влажный блеск.
– А я не хочу иметь тебя замом!
– Не хочешь? — Скатерщиков был не то удивлен, не то растерян. Во всяком случае, на его лице появилась глупая улыбка. — Почему не хочешь?..
– Не потянешь, Петр Федорович.
– Под твоей эгидой-то не потяну?
– Не тот случай. Под эгидой не укроешься. Придется самостоятельно принимать ответственнейшие решения. А вдруг мне прикажут вплотную заниматься маркетингом и ты останешься один?
Щеки Скатерщикова посерели, губы сжались в. полоску.
– Вот теперь мне все ясно, Сергей Павлович, — сказал он негромко. — Решили в Москву не пускать? Министерство, главки не для таких, как Скатерщиков. Второй сорт-с... Спасибо и на том. А я имел глупость верить в твою дружбу. Но рано или поздно все выходит наружу... За каким чертом мне рваться к тебе в замы? Да и не рвался - Лядов уговорил. Дескать, будем все в куче, станем деловой тон задавать. Полное взаимное доверие...
– Когда доверяешь узкому кругу людей, то, значит, не доверяешь всем остальным.
– Ладно. Лядова критикуй, а не меня: я человек подведомственный и дерзаю, как уже говорил, в рамках устава. Но теперь могу сказать: как ты со мной - так и я с тобой! — В голосе его прозвучала скрытая угроза. — Не бойся: в замы к тебе не пойду ни за какие блага. Мне и здесь неплохо. Только уж не обессудь, Сергей Павлович, ежели я на той же коллегии подниму вопрос о переходе на двухзвенную систему управления...
Сергей сперва не понял.
– Поднимай, если для пользы дела.
– Ну, польза - штука иногда условная. Сперва не хотел поднимать этот вопрос - ради нашей с тобой давней дружбы. А теперь ты, Сергей Павлович, очень даже развязал мне руки.
– Не доходит что-то. Нельзя ли по упрощенной схеме - я ведь человек прямолинейный, не люблю загадок.
– Можно. Мы тут с Карзановым все проработали и пришли к выводу: наше производственное объединение не нуждается в промежуточной инстанции подчинения - имеется в виду главк. Мы можем подчиняться прямо министерству. Для оперативности...
Он выжидательно смотрел на Алтунина: какой эффект произведут слова? Алтунин остался спокоен.
– Ну что ж, — наконец отозвался он. — Если вы созрели для двухзвенного управления, то всеми силами помогу вашему объединению перейти на него. Сейчас на двухзвенное управление переводят целые отрасли - вон автомобилестроение. Но созрело ли ваше объединение для двухзвенной - не совсем уверен. А не уверен - не обгоняй!
Алтунин смотрел на него почти с презрением. Ах, Петр, Петр, откуда подобное коварство? Выходит,
Ему было противно, но все же спросил:
– А если бы я согласился взять тебя?
Скатерщиков как-то криво усмехнулся.
– Не верю - надуешь. Не буду рисковать.
– Теперь вижу: руководствуешься «интересами дела».
Скатерщиков даже не поморщился. Он кипел от негодования и ненависти.
Недостойный разговор. Сергей корил себя: грубо, бестактно. Былая дружба еще не дает права на неофициальность в подобных случаях. Все плохо, плохо... Справедливо говорится, что распущенность в манерах влечет за собой распущенность в принципах.
Алтунин рассчитывал провести в объединении «Самородок» дня три - не больше. А пробыл неделю. Невеселая неделя. Карзанов и Скатерщиков «ушли в себя», на вопросы отвечали односложно. Все просьбы Алтунина выполняли с подчеркнутой готовностью.
Прилетел Еремеев из отраслевого НИИ, крутился волчком: исследования идут полным ходом.
Алтунин съязвил:
– Как там говорил Проперций Младший: тише едешь - дальше будешь? А Помпоний Старший любил, кажется, быструю езду. Я его последователь и ученик. Так вот, Дмитрий Иванович, меня интересует: почему вы столь медленно разворачиваетесь? На словах у вас все получается доказательно, а дела-то нет!
И опять вспышка раздражения: наговорил ученому мужу ворох неприятных слов. Лучше бы уж создал комиссию. Выдержка, выдержка! Опять сорвался... Учись у министра обращению с подчиненными - он никогда голоса не повышает. Спокойно выслушает, взвесит все в уме и так же спокойно, официально потребует быть готовым к докладу такого-то числа. Завидная целенаправленность, широкая эрудиция! Вполне современный руководитель. С таким работать не всегда легко, но приятно. А ты, Алтунин, за последнее время что-то часто стал входить в раж: шпильки, подковырки, а то и на крик срываешься. Будто вокруг пожар бушует. Скорее, скорее! Пошевеливайтесь, проявляете оперативность... Готов за других сам все делать, только бы крутилось колесо. Осатанел. Требуешь инициативы, а ежели кто-то, проявляя ее, делает ошибки, — взвинчиваешься. Министр-то к инициативе, даже ошибочной, относится доброжелательно. Учитывает, что человек, активно проявляющий себя, ошибается чаще, чем тот, кто безынициативен...
Угрюмо обследовал Алтунин положение дел в «Самородке». Здесь он знал все и всех. Не хотелось верить, что, после того как передал объединение Скатерщикову, оно, по сути дела, ни на шаг не продвинулось вперед. А ведь только один Карзанов, с его быстрым и гибким мышлением, предлагал столько новшеств! Но Скатерщиков мягко гасил инициативу. Сперва Андрей Дмитриевич возмущался, бушевал, а потом завял, смирился. Понял: Скатерщикова не переделаешь, плетью обуха не перешибешь. С шуточками-прибауточками Петенька подмял творца, ученого, сковал его по рукам и ногам, обезволил. Встряхнуть бы Андрея Дмитриевича...