Школа над морем (илл. В Цельмера)
Шрифт:
И теперь понятно, конечно, почему не спится сейчас мальчугану, какие тревоги и заботы заставляют его ворочаться на постели.
Сначала Ивасик хотел подарить матери ящерицу, чудесную зеленую ящерицу с черненькими, как бисеринки, глазками. Но беда в том, что сейчас зима и ящерицы еще спят, зарывшись в песок. А сонные они неинтересные, вялые. Может, подарить морскую свинку? Нет, нельзя и свинку: Ивасик помнит, как мать когда-то сказала, что свинка — точь-в-точь как крыса. А крыс мать терпеть не может!
Ивасик приходит к мужественному
Это было действительно мужественное решение, так как у Ивасика навертывались слезы от одной только мысли отдать кому-нибудь эту певчую птичку. Но для матери не жаль ничего. Его мать побывала у дорогого товарища Сталина, его мать работает лучше всех рыбаков Слободки, даром что она женщина, и это говорят все: и дед Савелий, и дед Гурий, и все.
Много хороших и умелых рыбаков в Слободке, но нет таких, как Марина Чайка! Недаром же сам товарищ Сталин жал ей руку, недаром дали маме красный орден.
Об этом обо всем сегодня читали в газетах, а Ивасик слушал, и так ему было весело, что хотелось соскочить с места, крепко-крепко обнять деда Савелия, поцеловать его прямо в седую бороду, и деда Савелия, и морских свинок, и щегла, и всех, всех на свете.
Конечно, Ивасин подарок будет самым лучшим подарком: никто ведь не подарит маме такого чудесного щегольчика! Какие у него перышки — и желтые, и красные, и черные, — а как хорошо умеет он петь! А кроме птицы и клетки, подарит Ивасик еще и глиняного петушка. Такой он смешной и интересный, а сбоку у него дырочка, и, если дунуть в эту дырочку, петушок засвистит громко-громко!
Нет, ни Сашко, ни дед Гурий ни за что на свете не догадаются подарить матери щегла или глиняного петушка. Все это подарит ей он, Ивасик. Он ничего не пожалеет для матери, и это будет, конечно, самый лучший подарок.
Ну, Сашуня, посмотрим, кто больше любит. Свою мать.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Белое привидение и три черные фигуры
Жизнь в семье Кукобы вошла в свою новую колею. Небольшая это была теперь семья: отец да дочь — двое их, да еще третья бабуся, какая-то дальняя родственница доктора, наводившая сейчас порядок в опустевшем доме.
Время шло, и Галина понемногу начала привыкать к жизни без матери. Когда ей становилось особенно грустно, она старалась уйти в книги, в занятия и теперь никогда не имела отметок ниже «отлично». Дважды в пятидневку ходила в школу на репетиции. Школьный драмкружок ставил пьесу из пионерской жизни, где она играла главную роль. После отъезда матери Галя сильнее привязалась к отцу. Теперь их связывала самая тесная дружба.
Гале было приятно, что отец обращается с нею, как со взрослой, во многом советуется, придя из больницы, рассказывает про самые сложные хирургические операции, которые ему приходится делать.
Мало было у отца свободного времени, но все же иногда
И почему приходит эта легкая печаль, когда стоит человек на скале в лиловатом свете сумерек и смотрит молча на далекий вечерний горизонт. Может, грустит тогда человек о безбрежных просторах, о недосягаемых мирах и кажется тогда, что даже чайки кричат по-вечернему спокойно и печально.
Но Галина не умела долго молчать. Она хватала отца за рукав, и они сходили с обрыва вниз, к самому морю, где у их ног ложились послушные волны. Галина смеялась, весело рассказывая отцу о своих школьных удачах и неудачах; но о матери они не говорили, ни отец, ни дочь, словно был между ними об этом какой-то молчаливый уговор.
Василий Васильевич прочел статью Нагорного о гипнотизме и только руками развел. Ну и Нагорный! Прочел где-нибудь, а может, и услышал о научных основах гипноза и сейчас же сделал из этого тайну черной магии. «Ну-ну, маг-чародей! Придется еще говорить с тобою — и в который раз»
В своем научном произведении Омелько доказывал, что гипноз это таинственная сила, давно открытая наукой. Этой силой обладают люди с черными волосами и такими же глазами. Такие люди, утверждал Омелько, могут на расстоянии десятков километров передавать молча свои мысли другим, и те покорно будут исполнять их волю.
Много еще подобных глупостей было в этой статье.
Конечно, лучше всего было бы сделать из нее бумажного змея, но Василий Васильевич уже вышел на того возраста, когда бегают с бумажным змеем, и потому статью Омелько он бережно спрятал в свой портфель.
Весь класс, заинтересованный журналом, с нетерпением ждал выхода его в свет. Возле дверей школы Сашко повесил объявление:
Материал принимали и из других классов, И таким образом само собой выходило, что «Рассвет» должен стать общешкольным журналом. Правда, у шестиклассников нашлось много «патриотов» своего класса. Они доказывали, что редколлегия делает ошибку и что ни в коем случае не надо помещать в журнале произведения учеников других классов.
Эти «патриоты» притихли только тогда, когда в спор вмешался Василий Васильевич и объяснил, что чем больше у журнала сотрудников, тем интереснее и популярнее будет он. А честь инициативы и издательства все равно остается за шестым классом. В портфеле редакции в числе других материалов были рассказы и стихи двух учеников седьмого класса. Вскоре один из них, высокий и насмешливый Чабанчук, известный в школе шахматист, пришел к Сашку с просьбой вернуть ему его произведения.
— Не хочу печататься в вашем журнале, заявил Чабанчук.