Школа над морем
Шрифт:
Спрятавшись за камнем и притаив дыхание, Ивасик следил за зверьками. Но они скоро шмыгнули обратно в нору, испугавшись своей собственной тени.
Весна началась. Казалось, даже рыба почувствовала приближение теплых дней. Она словно поглупела от радости и все жадней и жадней кидалась на приманку. Улов увеличивался с каждым днем. Бригада Марины Чайки ставила переметы и собирала богатую добычу. Большую колючую камбалу «калкан» ловили мережами, и в сети стали попадаться громадные рыбы, иногда больше двенадцати килограммов весом. По вечерам, когда Марина бывала дома, она садилась неподалеку от Сашка и принималась за вышивание.
Странно было видеть знатного бригадира бесстрашных рыбаков за таким спокойным, тихим рукоделием. В эти часы дед Савелий тоже садился рядом с дочерью и, улыбаясь, спрашивал неизменно одно и то же:
– Что, Марина, приплыла к тихому берегу? Вышиваешь?
– Передыхаю, тату, - отвечала Марина.
– Завтра опять поднимем парус.
На что дед Савелий никогда не забывал ответить:
– Ага, слышу, слышу... Был и я когда-то молодым.
Сашко часто готовил свои уроки вслух, и мать, вышивая, слушала сына. Слушали его и дед Савелий и маленький Ивасик, причем дед Савелий никогда не мог удержаться, чтобы не дополнить собственными соображениями или воспоминаниями того, что читал внук.
Учит, например, Сашко свой урок про пчел – и о пчелах расскажет дед Савелий. Да еще так интересно!
Например, хотя бы о том, как не любят пчелы чеснока. Как не переносят они этого запаха. Поел кто чеснока, лучше и к улью не подходи – закусают.
– Скажу прямо, - делал из этого вывод дед: - панский них, у пчел, нос, вот что.
И тут же рассказывал о каком-то воре, забравшемся на пасеку за медом и до полусмерти закусанном пчелами. Собственной пасеки у деда Савелия не было никогда, да и во всей Слободке ни у кого, кажется, не водилось ни одного улья, но дед рассказывал о пчелах так, как будто он сам всю свою жизнь только и был что пасечником. У деда Савелия была еще и теперь хорошая память, а за свою долгую жизнь он наслушался немало самых разнообразных рассказов. Разговаривал он с пасечниками, и с профессорами, и с царскими жандармами (записан этот разговор на дедовой спине), и с панами, и с бондарями, и с кузнецами; и с шахтерами, и с товарищем Буденным. И так же, как про пчел, может рассказать дед Савелий и про добычу угля в подземной шахте, и про то, из какого дерева надо гнуть обручи для кадок, из каких черепашек делают пуговицы, и даже про то, как едят китайцы ласточкины гнезда. Только ласточки те, говорят, какой-то особенной породы и гнезда оклеивают собственной слюной.
Дедовы рассказы для Ивасика - настоящий клад: Больше всего нравились мальчику рассказы о животных. С одинаковым вниманием слушал Ивасик и о пчелах и о китайских ласточках. Ему и самому хотелось бы попробовать этого ласточкиного гнезда, хоть кусочек, хоть крошечку, да где же его возьмешь, если эти ласточки водятся только в Китае! Дедовы рассказы Ивасик запоминал надолго. Смотришь, проходит недель, другая, и вдруг Ивасик спрашивает у деда Савелии:
– Дедуся, а они не горькие?
– Кто?
– не понимает дед.
– Да ласточкины гнезда.
– Гнезда? Да, слышу, слышу! Нет, не иначе как сладковатые... И немного того... сырой рыбой пахнут. Эти ласточки, говорят, рыбью икру любят.
А откуда дед знал все эти подробности, это уж, конечно, неизвестно. Однажды, слыша, как Сашко готовит вслух урок по природоведению, Ивасик сказал матери:
– А я завтра тоже в школу пойду.
Он сказал это так серьезно и уверенно, что не было никакого сомнения, что он не только говорит, но и сделает это. Марина обняла сына и засмеялась:
– Смотрите на него – в школу! А читать умеешь?
– Не умею, так в школе научат. А только я уже и буквы знаю. Целых четыре. Жи – жук, си –змея, о – бублик, ги – гусячья шея.
В Ивасиковом представлении каждая буква была похожа, как две капли воды, на какую-нибудь вещь; ваять хотя бы «С»: и похожа на змею и шипит, как змея.
– Ой, Ивашечка, - смеялась мать, - да ты и вправду уже школьник!
Она называла сына десятками нежнейших имен и не знала сама, какое ласковее, какое нежнее. Ее Ивасик был и Ивасиком, и Ивашечком, и Ивасенькой, и Иванчиком, и Иваненькою, и Иванцем, и Иваночкой, и Ванюсей.
И в каждом из этих имен Марина находила новый оттенок, новую нежность и музыку. Она целовала белую головку сына. Детские волосики пахли солнцем, птичьим гнездышком, теплыми перьями – так пахнут желторотые воробьята.
Утром Ивасик принялся за свое:
– Пойду в школу с Сашуней.
Напрасно уговаривали его и мать и дед Савелий.
Мальчуган даже заплакал, и, когда Сашко ушел все-таки один, Ивасик решил схитрить. Сказал, что пойдет к морю, а сам побрел прямо к бывшей даче пана Капниста.
Ивасик был уверен, что если он попросит учителя записать его в школу, да еще скажет при этом, что уже знает четыре буквы, да к тому же прибавит себе лишний год и скажет; что ему не семь, а восемь лет, все школьные двери сейчас же раскроются перед ним, и он сядет вместе со всеми школьниками учить уроки про животных, изображения которых он рассматривал каждый день в учебнике Сашка.
В школе шел урок. В коридоре, куда зашел Ивасик, не было никого. Мальчик стоял растерянный, не зная, в какую дверь ему войти. А дверей было много. Коридор поразил мальчика своей длиной, а количество дверей совсем уже сбило его с толку.
И вдруг знакомый голос за дверью остановил Ивасика.
«Сашуня!
– хотел закричать он.
– Сашуня, я тут!»
Это в самом деле был голос Сашка. Мальчик больше не колебался. Он повернул дверную ручку и вошел. В классе сразу стало тихо. Ивасик увидел возле доски брата и спокойно сказал:
– Вот и я!
Тишина разорвалась веселым хохотом школьников. Учительница Евгения Самойловна взяла Ивасика за руку и спросила:
– Чей ты, мальчик? Зачем пришел?
– Да это же Ивась, Сашка Чайки брат!
– крикнули школьники.
В классе поднялся шум и веселый смех. Смущенный этим шумом, Ивасик исподлобья поглядывал то на брата то на учительницу.
– Я хочу записаться в школу, - наконец выговорил Ивасик.
– Я уже знаю жи – жук, си – змея. И потом о – бублик и ги – гусячья шея.
Новый взрыв хохота прокатился по классу. Едва удерживая смех, Евгения Самойловна крикнула ученикам:
– Тише, ребята! Не забывайте, что и вы когда-то были такими малышами.
И, положив руку на плечо Ивасика, переспросила его: