Школа наемников

Глумов Виктор

— Спасибо, рядовой!

Конвоиры остались за спиной. Ступив на землю По­лигона, Леке отринул все свои проблемы, отвлечен­ные мысли, опасения и сосредоточился на выживании и стремлении к победе. Он должен победить любой ценой!

Леке быстро осмотрелся: у ворот — ни души. Удиви­тельно, но здесь даже мухи не досаждали! Жизнь в до­лине жалась к скалам, ручью. Если верить карте, на свалке какието неудачники обитают. А мутафаги от вхо­да держатся подальше, слишком часто их отстреливают курсанты. Леке на миг зажмурился, до

боли сжал кула­ки. И решительно зашагал вперед.

К первой свалке он добрался быстро, размышляя, воспользоваться ли ему советом кладовщика или дейст­вовать по-своему. Открыться местным или попробовать притвориться «мясом»? Правильнее сказать правду, по­обещать жизнь в обмен на помощь. Нет, не подходит — наплестито он может что угодно, а вот сдержать обе­щание... Омеговцы не врут. Офицер не должен обманы­вать даже «мясо». Даже мутантов. Или сейчас — можно?

Сказали же, что правил нет, делай что хочешь. Навер­ное, ветеран прав: если открыться, мало того что не по­верят, но еще и пристрелить могут со злости.

Леке двигался уверенно. Ни один камушек не хруст­нул под ногами. Панцирника, одинокого, жалкого, Леке заприметил издали. Волк повернул лобастую башку, оце­нил обстановку и, виляя задом, потрусил к скалам на восток. И что это было? Панцирные волки редко ходят по одному и, наученные горьким опытом, крайне ред­ко спускаются в долину. А этот... будто следил.

В сердце долины не было деревьев и кустов, паля­щее солнце выжгло всю растительность, ощетинившая­ся колючками зелень льнула к скалам, где дольше сохра­няется тень, — это он на всю жизнь запомнил после пер­вого выезда на Полигон...

Леке выбрал искореженную машину древних подаль­ше от свалки, засел за ней, поглядывая на логово «мя­са» сквозь пустые окна. Свалка будто вымерла. Неуже­ли другие курсанты успели раньше него? Конечно, сю­да все ломятся в первую очередь, нужно было сразу идти в глубь долины... Нет. Сначала надо разжиться ору­жием. Отнять, если добром не отдадут. А потом уже на­лаживать контакт: дикие уважают только силу.

«Опасно. Тут. Опасно— прошелестел голос в голо­ве Лекса.

Он подскочил. Высунувшись из-за машины, заозирал- ся — никого.

«Не ходи. Опасно. Отступай к скалам. Там ждут. Сю­да не надо».

Леке еле сдержал крик. Перегрелся?! Спятил? Что­бы не слышать бормотание, в котором не было ничего человеческого, он, зажав уши, рванул к свалке. Прист­релят? Ну и пусть. Сейчас все, что ему нужно, — встре­тить людей. Пусть «мясо». Пусть злобное и тупое. Но не тварь неведомую, способную проникать в мысли!

Грохнул выстрел, и в землю у ног, подняв облачко пы­ли, врезалась пуля. Леке отпрыгнул в сторону и понесся зигзагом. Он по-прежнему ничего не соображал, но тре­нировки сделали свое дело — сработали рефлексы.

Еще выстрел. Не берегут

они патроны.

— Стоооой! — заорали со свалки. — Стоооой, дурак!

«Стой. Назад. К скалам. Тут опасно», — посоветовал

голос в голове.

— Помогите! — завопил Леке, не сбавляя скорость. — Помогиииите! Люуууууди!

Скалы, окружающие долину, готовы были сомкнуть­ся и раздавить его. Никогда в жизни он так не боялся, аж живот скрутило. С детства Леке не любил общество, на дух не переносил толпу, в Цитадели позволял себе дружить только с Гаем. А тут — в голову залезли и хо­зяйничают! И они... Леке рванул еще быстрее, хотя, ка­залось, это было невозможно — они, голоса, не людям принадлежат!

Сквозь пот, заливавший глаза, Леке увидел, как на от­роги свалки карабкаются дикие. Бородач в хламиде из шкур сжимал сделанный из трубы самострел. Местные пялились на Лекса, голос в голове молчал, будто его и не было, и курсант притормозил, а потом и вовсе пере­шел на шаг. Дыхание сбилось, губы, язык и горло пере­сохли, глаза резало, в ушах стучала кровь — перенапряг ся, чуть не загнал себя.

— Стой! — крикнули со стороны свалки. — Стой, каль- маркина отрыжка!

Леке послушался. Согнулся, уперся ладонями в ко­лени. Дышать. В боку кололо, грудь сводили спазмы. Если Полигон контролируется — хана, он уже прова­лил задание. Будущий офицер не должен бежать к по­тенциальному противнику, штаны теряя. Навалятся толпой, захватят в плен и сожрут, и никакая подготов­ка не спасет.

— Ты кто, паря? Чего рванулто? Мы уж думали, ты врежешься!

На свалке заржали. Леке нашел в себе силы распря­миться. Попробовал ответить, но пересохший язык не слушался. Жестами Леке показал, что хочет пить.

— Хрена тебе, — обрадовался мужик с самопальным ружьем, — а не воды! Стой смирно, омеговец! Вы смо­трите, ребята, какой щенок наглый пошел. И откорм­ленный. Что, боец, обосрался?

Снова заржали. Леке вспомнил совет кладовщика и затряс головой:

— Н-нет. Не... — Слова давались с трудом, дыхания не хватало. — Я не омеговец. Уже. Дайте пить.

— Ага. Надысь тоже такой приходил, еле отвадили. Но по тому хоть видно было — «мясо». По тебе тоже видно — омеговский выкормыш. Убийца.

«Всё, — подумал Леке, холодея, — вот и всё. Мне ко­нец пришел. Сейчас он выстрелит. Если повезет, его ду­ра даст осечку... или у нее будет сбит прицел. Перезаря­жать ее наверняка долго. Значит, я прыгну в сторону и попробую уйти. Но здесь же плоско, как на столе. Сколько они за мной следили? А я еще, дурак, побежал навстречу».

— Я больше не омеговец!

— А кто? — поинтересовались другим голосом — ехид­ным и вроде бы женским. — Ползун, что ли?

— Да что вы с ним... — проскрипел третий. — Прист­релить! Вкусный. Молодой.