Школа одаренных переростков
Шрифт:
— По какой причине сидели?
Вопрос был совсем милицейский.
Я замялся. Сказать "неспособный к учению" — сам себе навредишь. "Учителя заедались" — тоже плохо. "Не хотел учиться" — хуже того.
Я подумал и ляпнул:
— Болел.
Иванов склонил голову к плечу и забавно, нижним веком, прищурился:
— Вот как? Чем?
Разговор принимал неприятный оборот.
В голове у меня замельтешило: "Энцефалитом? Эхинококком?"
— Гипертонией.
Лицо у парня
— Ничего, — сказал он, — от гипертонии вылечим. В питании переборчивы?
Я не понял вопрос.
— Чем предпочитаете питаться? — пояснил Иванов. — Для нас это важно, школа на автономном снабжении.
— Картошку жареную люблю, кашу гречневую…
— А мясо, рыбу, птицу, дичь боровую? Фазанов, куропаток, куриную печенку в чесночном соусе?
Я засмеялся, думая, что он шутит.
Но парень не шутил: напротив, он даже обиделся.
— Гы-ы, — передразнил он. — А что, собственно, гы-ы? Что вы этим хотите сказать?
— Рыбу люблю, — несколько растерявшись, сказал я. — Селедку тихоокеанскую…
— С картошечкой? — серьезно уточнил Иванов.
Я кивнул.
— Так, с этим всё ясно, — проговорил парень и снова что-то черкнул на своей бумаге. — Деретесь часто? Вообще безобразия любите? Стёкла бить из рогатки, гнёзда разорять, по чужим садам шарить, почтовые ящики поджигать?
— Нет, это нет, — подумав, ответил я. — Дерусь иногда, если допекают.
— До первой крови или до победного конца? Лежачего ногами бить приходилось?
— Зачем ногами? — возразил я. — Кулаками бью, пока не отстанут.
— Это принцип у вас такой?
— Да, это принцип.
— Сформулируйте его еще раз — только покороче, пожалуйста.
— Бить, когда пристают и пока не отстанут.
— Но не дольше?
— Не дольше.
Парень посидел, помолчал.
— Как полагаете, Гольцов, вы одаренный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
— Нормальный, — ответил я и пожал плечами.
— Я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
— Нет.
Иванов удовлетворенно откинулся к спинке стула.
— А почему нет?
Во пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
— Мне кажется, я способный, — промямлил я и покраснел.
— К чему? — вежливо поинтересовался Иванов.
— Ну… учиться способный.
— Этого маловато, — огорчился парень.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
— У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, — участливо глядя на меня, сказал Иванов.
Я молчал.
— Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем основана ваша уверенность?
— В длину неплохо прыгаю, — брякнул я совершенно невпопад.
— Спорт нас не волнует, — нахмурившись, сказал Иванов. — Слабосильных — подтягиваем. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное?
Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей.
— Неужели ничего главного? — настаивал Иванов. — Не верю. По ночам хорошо спите?
— Когда как.
— А если не спите, что вам спать не дает?
— Маму жалко, — с запинкой сказал я. — Мама у меня…
Иванов не пожелал вдаваться в подробности.
— Понятно, — проговорил он. — Ну, а что бы вы для нее сделали, если бы могли?
— Чтобы она жизни радовалась, не плакала.
Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается.
Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни.
— А как это сделать? — не унимался Иванов.
— Надо ей доказывать, что всё будет хорошо…
— Словами доказывать?…
— Нет, не словами.
— А как?
Я молчал.
— Ну, добро, — Иванов заметно повеселел. — И что же, получается?
— Не очень.
— А хотелось бы?
Я не ответил. Не люблю говорить лишние слова.
— Ну что ж, — сказал Иванов, — мы на верном пути, Алексей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одаренный человек…
Меня бросило в жар.
— …но природы своей одаренности не сознаёте. Мы вам в этом поможем. Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты.
Должно быть, на моем лице было сомнение, потому что Иванов засмеялся.
— Между прочим, я директор школы, и мое слово — это уже решение. Вот образец: "Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одаренных переростков". Дата, подпись.
— А где это — Чулпан? — спросил я, взявшись за ручку.
— В Западной Сибири. Еще вопросы есть?
Я осмелел:
— Есть. Почему "Инкубатор"?
— Раньше на месте нашей школы была птицефабрика, местные жители называли ее инкубатором. Несколько лет назад там был лесной пожар, фабрика сгорела, а название осталось. Я думал, вы спросите, почему "Школа переростков". Вас это не задевает?
— Вообще-то неприятно, — признался я.
— А смотреть правде в глаза всегда неприятно. Вы же переросток? Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли?
Я должен был признать, что это так.
— Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонен всех остальных считать недоростками. Столько в нем чванства, наглости, самоуверенности… да просто хамства. Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно?