Школа одаренных переростков
Шрифт:
Окна там были под потолком, на высоте десяти метров. Собственно, даже не окна, а незастекленные прямоугольные дыры. Целый ряд сквозных дыр непонятного назначения, окаймлявший вестибюль с трех сторон.
Я подумал, что из-за этой прихоти строителей в ливень здесь будет по колено воды.
Хотя о чем это я? Какой ливень? Мы же прикрыты куполом. Вряд ли он протекает.
В таких условиях можно обойтись даже без потолка.
Но потолок был, притом аспидно-черный. Правда, весь усыпанный белыми звездами.
Стену напротив
Я подошел, потрогал стену рукой. Мозаика была из мелких стеклянных бусин, очень приятная на ощупь.
Кроме этого пугающе яркого панно, в вестибюле не было ничего: ни гардероба, ни кресел с диванами, ни даже скамеечек.
Гулкое вокзальное эхо многократно усиливало звук моих одиноких шагов.
Особенно удивил меня пол: не гранитный, не паркетный, не кафельный — просто неровный бетонный пол, весь в мелких цементных крошках.
"Достраивать будут," — сказал я себе и по широкой лестнице поднялся на второй этаж.
Глазам моим открылся коридор гостиничного типа, только без ковровой дорожки. Я никогда еще не был в гостинице, но твердо знал, что в коридорах полы застилают там красно-зеленой дорожкой. Здесь пол был такой же голый и неровный, как в вестибюле.
Могли бы ради приличия хоть дешевенький линолеум раскатать.
Потолки на втором этаже были нормальные, белые, стены тоже белые, как в больнице.
Коридор тянулся вглубь здания — так далеко, что казался заполненным белесоватой мглой. В конце его по обе стороны темнели обитые коричневой кожей глухие двери, общим числом восемь: четыре слева и четыре справа.
На каждой двери — овальный номерок, тоже бронзовый с чернью.
Комната номер семь, как и следовало предположить, оказалась вторая от выхода на лестничную площадку — только не справа, а слева: нумерация шла против часовой стрелки.
Я прикинул: может, это даже к лучшему, из окна будет видно бассейн. Ребята пошли купаться — и я тут как тут.
Однако возле двери моей комнаты бодрость духа меня покинула.
Стало страшновато, захотелось назад.
А как назад-то? Ну, поднимешься на лифте, выйдешь на верхнюю площадку — и что? Вниз по куполу на пятой точке?
"Ему и больно, и смешно, а мать грозит ему в окно…".
Да нет, зачем на пятой точке? Наверняка есть какая-нибудь дверь в тайгу.
Или даже ворота — для автофургонов, которые подвозят продукты.
Через эти ворота и убежим, если что.
13
Комната моя была большая, светлая, с окном во всю стену.
Никто из моих приятелей не мог бы похвастаться такой шикарной комнатой с таким огромным окном.
Даже Чиполлино, сын готтентота.
И на полу, вот счастье, лежал серый пушистый палас.
Я люблю у себя дома ходить босиком, по бетону это было бы неприятно.
Что касается обстановки, то она, как пишут в книгах, оставляла желать много лучшего. Кресла с драной светло-желтой обивкой — в некрасивых темных подтёках, у журнального столика отслоилась фанера, об остальном можно было говорить только старомодными словами: шифоньер, кушетка, трельяж — всё как будто подобранное на свалке.
Впрочем, после приемного офиса «Инкубатора» удивляться не следовало: наверно, администрация школы равнодушна к мебели. А может, всю хорошую мебелишку чиновники растащили по своим кабинетам: переросткам и эта сойдет.
В нише за занавеской виднелась кушетка (а может, это была софа или тахта: в общем, спальное место).
Книги на полках стояли классные, все такие, которые я хотел бы иметь: Конан-Дойл, Дюма, Уэллс, Беляев, Гюго, полные собрания сочинений. Читай — не хочу.
Телевизор «Рубин» в углу. Включил — по первому каналу новости, второй канал еле видно, сплошные помехи.
Подошел к окну, приподнял соломенную занавеску.
Внизу бассейн, пальмы, деревья в цветах, за ними косая мутноватая поверхность купола, а дальше, в дождевом тумане, — тайга и озёра.
"Интересно, — подумал я, — сколько мне придется здесь жить?"
14
Вдруг по дорожке, усыпанной красным гравием, к бассейну пробежала девчонка в ярко-голубом купальнике. Судя по виду, моя ровесница.
Сбросила резиновые тапочки, спустилась по металлической лесенке, поплыла брассом.
Я обрадовался: хоть и девчонка, всё равно живая душа, а то и поговорить не с кем.
Я поспешно разделся, побросал свои одежки на кушетку, уверенно подошел к деревянной стене, отодвинул скользящую, как в вагоне, дверь. За дверью была ванная, ослепительно чистая и оборудованная по высшему разряду, что приятно меня удивило.
Я быстренько ополоснулся, обмотался махровым полотенцем, висевшим здесь же, на крючке, осторожно подошел к окну, выглянул.
Девчонка всё еще плавала.
Я разлетелся было бежать — ба, а плавки-то мои дома остались! Блёсны отцовские для спиннинга взял, а о такой мелочи не подумал.
Мелочь — она, конечно, мелочь, но в семейных трусах под пальмами не купаются.
В сильной задумчивости я подошел к шифоньеру. Думал, пустой, распахнул дверцы — а он битком набит барахлом.
Собственно, барахло — это я сказал просто так. Красивые синие униформы, одна шерстяная, другая вроде бы джинсовая, с нашивками. Рубашки, майки, тренировочные костюмы, свитера, пуловеры, кроссовки трех сортов — всё, что нужно пацану. И плавки, разумеется, тоже. Синтетические, красно-зеленые, точь-в-точь по мне. Да еще одни запасные.