СХОДНИК-II
Шрифт:
– Замолкни! Не до того! Быстро переворачивайся на пузо, и – стрекачом за вяз! Вслед и я дерну… Подстерегли нас! – пронзительно прошипел Молчан.
И до Борзяты разом дошло: не шутят с ним! Перевернувшись, в один рывок исполнил, аки велено. За ним и Молчан рванул. Когда же укрылись они за стволом в два обхвата, бывалый ловчий вразумил бывалого сыскаря:
– Не завали я тя, неблагодарного, рухнул бы со стрелой в грудине! А за причинное место мое, оскорбленное, взыщу, ежели выживешь, тройную цену!
– Да будет тебе! – сгоряча я сморозил. Винюсь! –
Вытянув выю, Молчан с осторожкой глянул в сторону той засады. Все походило на то, что ворог уже слинял. Однако представлялось не лишним чуток повременить с выходом – для вящей уверенности. Борзята выглянул с противоположной стороны, аналогично соблюдая бдительность.
– Веди взор ошуюю, – подсказал Молчан. – Зришь пять-шесть бревен от старого частокола, а меж ними – проем? Его место! А стрела снесла кусок коры – успел я заметить то, еже падал. Раз пущена была в твой рост, зацепив за ствол, далече ей не улететь! Сыщем, и легче будет добраться до хозяина…
Самый знатный охотник во всей округе имел основания для подобной надежды. Ведь вельми разбирался в стрелах! И всегда сам ладил древки. Березовую древесину для них подбирал с первым снегом – тогда в ней всего мене влаги. Выбирал старые дерева: их древесина плотнее. После основательной просушки заготовок из комлевых чурок строгал их, подгоняя под нужные форму и размер, скоблил и полировал до полной гладкости. Едва же древко породнялось с наконечником, вставлявшимся в просверленную часть торца и укреплявшимся обмоткой, наступала пора оперять. Молчан с великой радостью пользовал бы лишь соколиные перья, кои всех лучше, да слишком редкостна удача сбить сокола на лету. И приходилось обходиться ястребиными…
– А точно ли в мя целили? – вдруг усомнился Борзята. – Нас-то двое…
– Точно двое. Однако ноне зело потребен я начальствующим. И никто не осмелиться покуситься, поелику главы не сносить! А почему сие – не спрашивай, ибо не отвечу. Секретно задание оное, и спокойнее тебе не ведать о нем!
Ты же, по недомыслию Твердилы, приблизился ко мне вплотную. Вот и опасаются: не выведал ли лишнего! К тому же, прохожу по ведомству внешнего сыска, и нет резона скрытному охотиться за мной. Ведь оба состоят в одной Секретной службе под началом самого вышестоящего.
Главную же причину, по коей ваш внутренний сыск поджидают большие печали, ибо на крючке он, я огласил еще до подлого покушения на твою жизнь, сыскную. Явно, что для наконечника стрелы назначен именно ты. Видать, суждено тебе! Загодя прими мои соболезнования… Дело – ясное, а неясно лишь, кто направил на тя убивца? Ведь многим будет любезна твоя бездыханность!
– А может, то тайный надзор? Сам ведь ты баял о нем, – предположил Борзята, явно не обрадованный досрочным сочувствием Молчана.
– Не смеши мясных мух! Никогда не оснащается он при выходе на слежку таковой важности луком и тулом, полным стрелами. Не его ремесло – «мокруха», и не станет совмещать без дополнительных выплат, изрядных! Уверен: отслеживает нас издали, а и не высунется! И на выручку не придет…
– Так кто же направил убивца?
– Без разумения! А подозреваю сразу три службы. Сначала – скрытную, вслед – мою, коя терпеть не может, когда к ее особливо ценным кадрам подползают чуждые, норовя укусить, аки гадюки, насмерть, и понятно, твою.
– Мою? Что несешь-то?! – вскинулся однозначно чуждый, хотя, аще строго по правде, не подползал он к раритетному кадру, дабы изловчиться вонзить в него ядовитые зубья, а до поры таился в ветвях, будто невинная пташка. Не бая уже, что свиданку под древом ему и назначил сам особливо ценный.
– То и несу, что было вложено в разум мой свыше – от Стрибога! Тем и ценен для многих, еще и уважаем. И не дергайся! Не то накликаешь и вторую стрелу, а не успею я… Рассуди сам. Кому ж еще и прикончить тебя, ежели не собратьям по сыску? Раз Твердила допер, что зазря поддался просьбе скрытников из Секретной службы и вот-вот угодит в заготовленный для него капкан, зачем ты ему живым? Вовсе без надобности!
На бывшего же подчиненного, ставшего мертвяком по приказу начальствующего, легко списать любую собственную промашку, ведь не разоблачит он гнусный поклеп на самого себя. И впредь – все улики в омут!
Дале давай прикинем, кому он прикажет срочно расправиться с тобой. Тому, кто днесь рядом! – продолжил Молчан морально прессовать бывшего курсанта Избора, понеже заподозрил, что тот попытается уклониться от обещания раскрыть сокровенные тайны своей службы. – А кто у нас рядом, пребывая главным твоим подручным по самым черным делам? Так ведь Базула, коему доподлинно известно, где встречаемся мы, и когда!
Уверен ли ты, готов ли поклясться, что откажется он выполнить преступный приказ Твердилы, не став убивать тебя из любви и личной преданности?
Определяйся сам! Однако не приметил я ни любви, ни преданности в нем. Ведь легко, а показалось, и с радостью, выдал мне твое скрытое от иных имя, равно и зловещую должность … Не метит ли сей прыщавый на твое место?
Однако, волен ты и заподозрить, что высказываю извет на твоего вышестоящего – праведного, точно ягненок у овечьей сиськи, равно и подчиненного, мечтающего о погребальной урне в недрах могильного кургана, где будут храниться твои косточки, аки героя, погибшего при исполнении. Ежели полагаешь сие, дозволяю оспорить…
День выдался жарким, да и вечер уступал ему лишь ненамного. И все же сильно смахивало на то, что бисеринки пота, изрядно проступившие на челе Борзяты, образовались отнюдь не по климатической причине.
– Зря связался с тобой, рискуя семью свою обездолить! Все же, аще послушным будешь, ничего не утаив от мя, исполню, что обещал. И защищать буду! – в силу неимоверной приязни к тебе… Однако пора нам направиться к частоколу, – резюмировал Молчан, предваряя переход от слов к делу…
VII