СХОДНИК-II
Шрифт:
Устойчивость летящей стреле, обеспечивая и лучшие возможности для попадания оной в цель, обеспечивало оперение, помещенное на противоположном торце древка, завершавшимся костным насаженным ушком, в кое вкладывалась тетива.
Лучшими перьями для нее – они приклеивались к древку, а для крепежа приматывались конским волосом або нитками, считались соколиные –образцово ровные, упругие и прямые. А мало кто мог похвалиться ими на своих стрелах из-за трудности добычи соколов. Даже у самого Молчана древки были оснащены перьями ястреба-тетеревятника, промышляющего, опричь прочего, зайцами и векшами. Меж тем, улика, чья полировка представлялась подлинно образцовой, была оснащена именно соколиными! Причем, размашисто! – в четыре пера, хотя обычно стрелы вятичей оснащались лишь двумя.
«Где-то уже слыхивал я о таковых стрелах для начальствующих», – подумал Молчан, незамедлительно обратился к памяти и оперативно восстановил. Се Шуй, еже отмечали с ним возвращение из Царьграда, рассказал о задержании служивыми, подведомственными внешнему сыску, обоза с контрабандным товаром, предназначенным для реализации в Киевском княжестве.
Причиной, по коей упомянул он о сем рядовом, в сущности, случае, были соколы – числом под двадесять, скрытно вывозимые для зело прибыльной продажи их арабским купцами, ведь богатенькие из арабов обожают соколиную охоту.
Понятно, что столь перспективных птиц арестовали вместе с остальным товаром, однако пока наверх дошло извещение об оном задержании, сулившем немалые выгоды при распродаже сего конфиската богатеньким уже из вятичей, было принято положительное решение и высланы – для приемки и сопровождения, два бывалых сокольника, пернатые невольники уж подчистую откинулись, хотя и пытались кормить их.
И во избежание наказания за проявленную халатность, тушки были ощипаны, а пригодные перья были переправлены для ублажения тех начальствующих, кои обожали лучную охоту.
«Уверен, что знатное оперение злодейской стрелы, чуть не упокоившей мя, из того отправления начальствующим. Ведь организатор покушения близок к начальствующим во внешнем сыске, да и сам он не из последних там, а чином повыше срединного», – небезосновательно рассудил Молчан.
Да и не охотничьей была стрела, а боевой, имевшей наконечник с широким лезвием и острым пером. Стало быть, и лук предназначался не для охоты на пушного зверя либо оленей с косулями. Оружие таковой стати и немалой цены могло принадлежать лишь умельцу, промышляющему двуногих! Сие еще раз указывало: за покушением стоит давний соратник по Тмутаракани…
И картина теракта предстала пред ним во всей ее неприглядной наготе, ибо последняя пригожа лишь у девиц и женок, а на прочее, включая и у совокупного мужского пола, срамно даже подглядывать! Ворог неизвестного ноне именования, а в прошлом, безусловно, Будимир и Евпатий, опасаясь доложить своим вышестоящим о наглом ультиматуме им, решил срочно устранить Молчана, сославшись на неизвестных убивцев и переложив на недоработки внутреннего сыска, антипатичного скрытному сыску Секретной службы.
Подлейшее намерение сие предполагалось реализовать посредством меткого в стрельбе подчиненного, коему был вручен добротный лук со стрелами высшего качества. А прежде не встречался он со своей будущей жертвой, оттого и подведен был на место преступления главным злоумышленником. А тому было точно известно не токмо о встрече Молчана с Борзятой, а и о месте ее и времени. Узнать же о них он мог лишь от Базулы, понеже…
И тут прервал его мысленное расследование недружелюбный оклик: «Эй, паря, почто вертишь стрелу в руце? А лук твой где? Пропил?».
Мигом подняв взор, узрел он шагах в шести-седьми двоих ханыг – неопределенного возраста, в драных лаптях и таковой же одежке, вельми походившей на лохмотья, оба с дубинками самодельного устройства, явно затаивших намерение добычливого гоп-стопа, спровоцировав бытовой конфликт.
«Не иначе, таились в окрестных развалинах, поджидая одиночного. Не на того нарвались! – озлился в душе Молчан, искренне сожалея, что лишен возможности поочередно засадить стрелой в гузна данных лиходеев из-за необходимости сохранения в полном комплекте базовой улики. Ведь наконечник и надломиться мог при последующем извлечении из чуждой мякоти!
Посему вынужденно ограничился тем, что переложил в шуйцу стрелу, намереваясь при обострении ситуации поражать ей ворогов, аки сулицей в ближнем бою, одновременно заключив в десницу нож, выхваченный из ножен, прикрепленных к поясу. И предложил тому, кто выглядел закоперщиком:
– А не хошь нюхнуть потрошки свои из собственной утробы, сим ножом вспоротой? Мигом взрежу! Другана же твово проткну чрез печенку, и до небес взвоет! Вон отсюда рвань, допрежь не осерчал я!
И проводив взором дернувших прочь горе-налетчиков, продолжил он мысленное расследование, начав с прерванного:
«…Узнать о том он мог лишь от Базулы, понеже никто не мог подслушать нас – исключено! А уведомить ли Борзяту? Повременю! – взятый мной за шкирку Базула, а ждет его в случае разоблачения неминучий конец, в ноги падет мне и полезен будет. Аще ж Борзята сообразит сам, запрещу прикончить того, немедля… Либо все же вложить, подлеца, не откладывая? Решу, погодя!
И сколь основательно подготовились злодеи! Загодя выбирая место для засады, рассчитали, елико будет от него до вяза, и выбрали самую подходящую стрелу – с оперением ближе к торцу с ушком, ведь таковая надежнее иных для попадания с ближней и средней дистанции. Что до выявленного златника – редкостной монеты в наших краях, явно выпал тот из кошеля заказчика, предназначаясь для дальнейшего расчета с исполнителем. И ведь в немалую цену определили мя! – за златник любой наемный убивец с великой радостью упокоит аж троих… А слабоваты нервишки у того, кто заварил всю кашу! Узрев промах и осознав, что может столкнуться с двумя серьезными мужами, кои не пощадят, когда поймают, сразу и убег с сообщником. Будь же на его месте я, точно приказал пустить вторую стрелу, невзирая на риски…».
Молчан обдумал бы и боле, да уж, почитай, уткнулся в останки покойного частокола, за коими ответственный работник внутреннего сыска земли вятичей осматривал преступные следы в надежде на дополнительные улики.
Заслышав поступь сотоварища, Борзята выгреб навстречу, ступая на хрустевший хворост. Причем, с вельми довольной рожей!
– Ужель еще нарыл? – живо полюбопытствовал Молчан.
– Не ошибся ты! – с заметной гордостью подтвердил Борзята. И предъявил раскрытую длань десницы с новыми извлечениями из бурьяна. – Зри сам!
И Молчан узрел костяной гребень для вычесывания брады, а к нему и некую серебряную бляшку сердцевидной формы.
– Бляшка та сорвалась с наборного пояса при падении, гребень же явно выпал из разорванного кошеля, когда боком пал на корягу его владелец, – пояснил удачливый изыскатель. – Да ты на главное глянь!
И с теми словами бережливо снял он с гребня двумя перстами шуйцы и приблизил к зенкам Молчана безусловно рыжий волос, добавив:
– Вем я отныне, какового цвета была злодейская брада!