СХОДНИК-II
Шрифт:
Счастие твое, что знаком с кровным моим побратимом, дважды подряд – в ночном бою и поутру, спасшим мя от смерти. А второе твое везение: точно мечтаю я поквитаться! И в том – союзники мы.
Однако запомни наперед: аще ворон ты из матерых, так и я – не ворона, ощипанная! Посему, когда возникнет надобность, излагай прямо, и не крути! Не то – живо получишь от ворот поворот…
Внял? Не слышу ответа…
– Обдумаю, погодя и отвечу, – отреагировал Радислав, нахмурившись.
– Ну, годи! Торопить не стану! – расплылся в улыбке хищник, чуждый добродетельной
VIII
А и тяжела была доля криминалистов в первой четверти одиннадцатого века! Ведь не приходилось им рассчитывать на злодеев, оставляющих на месте преступления сотовые телефоны различных модификаций, паспорта – допустимо и заграничные, банковские карты – допустимо и платиновые, страховые свидетельства, медицинские полисы, пенсионные удостоверения, сберкнижки на предъявителя и ключи от квартир, где лежали деньги, добытые заведомо бесчестным путем.
Не имели они возможностей оперативно «пробить» номера телег, равно и экипажей для комфортного летнего выезда, саней и возков на полозьях, включая и иноземных марок, понеже в те допотопные времена еще отсутствовала нумерация на транспорте, облегчающая работу следователей и личные накопления владельцев тех средств передвижения.
Ничего не ведали даже о дактилоскопии!
И вынуждены были уповать разве что на органолептику – из собственных ощущений по части пяти традиционных чувств: зрения, обоняния, слуха, осязания и вкуса. Причем, отнюдь не всегда испытывали нетрадиционное чувство высокого удовлетворения – к примеру, при поштучном обследовании содержимого мусорных свалок неаккуратного коллективного пользования.
Не относилось к традиционным и «чувство зуба», вышедшее ныне из широкого применения. К нему обращались в ту пору для проверки золотых монет на подлинность.
Ежели при надкусывании края монеты, непременно сопровождаемом характерным хрустом, образовывалась лишь неглубокая вмятина-карбь, она являлась достоверно золотой не токмо на пригляд.
Аще ж не наблюдалось ни хруста, ни вмятины, либо последняя была, а глубокой, становилось очевидным: се – продукция недостойных фальшивомонетчиков!
И едва в шаге от выявленных следов бегства преступного лучника Молчан и Борзята практически одновременно заметили монету желтого цвета – примерным размером в двухрублевое достоинство, отчеканенное из медно-никелевого сплава на монетном дворе нынешней Российской державы, специалист по розыску и дознанию не побрезговал поднести ко рту сию находку.
– Ужель попробуешь? – справился Молчан с явным осуждением.
– Не премину, – буркнул Борзята, весь в сыскном раже.
И не преминул…
Отродясь не сподобился бы на подобное благородный Молчан! Ведь сей кругляшок представлял с виду златник ненавистного ему Владимира Киевского с изображением оного князя на обратной стороне – по пояс, с крестом в деснице и шуйцей,
Иное дело – хорошо знакомые Молчану по Царьграду ромейские солиды с изображением императора Василия Второго, с коих и была содрана композиция златника, да и его параметры!
Не испытывая к ним брезгливости – и патриотической, и гигиенической, достойный ловчий неоднократно прибегал к указанной проверке.
Киевские же златники, кои попадались ему лишь изредка – не боле трех раз, а большинство из его соплеменниеов их никогла и в зенки не зрило, он презирал с таковой силой, что наотрез отказывался принимать их в качестве оплаты, торгуя в Земле вятичей продуктами своего охотничьего промысла! Аналогично относился и к сребреникам, отчеканенными в Киеве…
Протестировав антипатичную для его сотоварища монету, Борзята, сплюнул, ибо не был совсем уж чужд гигиене ротовой полости.
– Точно златник! – констатировал он. – А драпали-то, похоже, двое. Один из них запнулся, тикая, а упав, зацепил боком за корягу поперек хода. Вот и разодрал свой поясной кошель, не заметив впопыхах, что из него выпало.
Прореживая бурьян, продолжу осмотр, не исключая новых находок…
– А и ловок ты! – воздал должное Молчан. – Истинно мастер! На ходу стрижешь подметки!
– Подметки стригут иные. Я же отлавливаю сих! – возразил по существу Борзята не без законной гордости за свое антикриминальное совершенство.
– Пожалуй, пора отличиться и мне, – рассудил Молчан вслух. – Отправлюсь на поиск стрелы… Не боишься ли одному остаться? Вдруг вернутся вороги за столь дорогой уликой?
– Обижаешь! – нахмурился его сотоварищ. – Видать позабыл, что я и в бою не плошал. А кистень-то у меня с собой! Да и нож с ним…
Справлюсь и один. Не впервой!
Да и не отважатся оные, раз уж вдвоем рванули, не прибегнув и ко второй стреле.
– Засим пойду. А ежели что, все же кликни! – предложил Молчан
– Благодарствую. Обойдусь и сам! – недружелюбно отозвался Борзята, злопамятно затаивший за обидные слова, насмешки, угрозы и шантаж.
И прекрасно осознавая сие, Молчан, замолкнув, удалился…
IX
И отправились они в обратный путь на трех меринах с добычей из шести зайцев.
Впереди следовал Шадр, сообразно старшинству своему в ловитвенных умениях и по возрасту, за ним – торговец ювелирными изделиями в умеренную цену; замыкал Тимошка – то ли перезрелый отрок, то ли скороспелый юнец, и не разберешь!
Не тратя времени попусту, и не сопереживая жене своей Драгомире о поздних сроках брюхатости, понеже подлинная его половина во супружестве прозывалась Доброгневой и охранили ее небеса оказаться на сносях в третий раз при вынужденной отлучке мужа, представитель торгового цеха предался в мыслях своих актуальному анализу и аналогичному синтезу.
По всему выходило, что доселе он действовал целенаправленно, отвлекаясь лишь на прелюбы с прекрасной хазарянкой, и дело его, скрытное, мало-помалу продвигается к достойному завершению.