Шолох. Тень разрастается

Крейн Антонина

– Не верится, – вздохнула Кадия. – Не верится, что Карл и Анте – хранители…

– Нужно время, чтобы привыкнуть, – я согласилась. – Дахху, кстати, в курсе. Ему об этом бокки-с-фонарями рассказали. Пока пытались его убить.

– Мда-а-а… – протянула Кад. – Нашел себе братьев по разуму.

Вдруг со стороны кровати раздался глубокий шипящий вдох. Будто воздушный шар наполняют гелием. Мы так и подпрыгнули. Все четверо: Кад, я, Снежок на подстилке и Марах, который все-таки соизволил меня простить и теперь привычно сидел на плече.

– Дахху! –

хором возопили мы, кидаясь к другу.

– Книгу, – невнятно произнес Дахху, не открывая глаз. Его правая рука с усилием поднялась.

– Что? Кто?

– Книгу. «Доронах». Дайте.

Нижняя губа Кадии мгновенно надулась, как у маленькой девочки. Я тоже не обрадовалась такому приветствию, но все же исполнила первую волю оживающего… Когда стопка черновых бумаг оказалась на груди у Дахху, он открыл глаза. И сразу же увидел мой выдающийся нос.

– Тинави! Небеса-хранители! Что с тобой? – друг сипло ахнул.

– Конспирация, – буркнула я. – Ты вообще как?

– Нормально, – Дахху улыбнулся уголком рта и начал увлеченно копаться в своих листочках.

Я же с ужасом следила за Кадией.

Глаза ее налились кровью, губы сомкнулись в одну узкую трясущуюся линию. Кажется, Смеющийся никогда не был так близок к смерти, как в этот момент. Я всерьез испугалась, что сейчас мы потеряем его по-настоящему, и приготовилась грудью защищать ее от рассвирепевшей стражницы.

Но она сдержалась:

– Что ж, Дахху, мы очень рады, что ты очнулся, да еще и такой бодрый, – отчеканила Кадия, сжав кулаки так сильно, что побелели косточки пальцев. – Пойду на работу, а ты приходи в себя. Тинави тебе расскажет, что тут творилось в эту дюжину дней.

Подруга наклонилась, рывком схватила свою брошенную на пол сумку, и твердым шагом направилась к выходу из палаты. Снежок попробовал потереться о ее ноги, но Мчащаяся проигнорировала волка. Хорошо хоть не пнула!

Дахху осоловело заморгал:

– Дюжину дней, что?

Дверь за Кад хлопнула, едва не развалившись. Марах ехидно захлопал крыльями. Дахху схватил со столика карандаш и уже что-то черкал в бумагах своим идеально-ровным почерком…

Я помедлила, глядя на друга.

Потом, пожав плечами, заварила чая ему и себе. Выждала еще минуту для приличия и лишь тогда, поняв, что «с той стороны» соображалка не включится, деликатно откашлялась:

– Дахху, боюсь, ты не очень-то хорошо повел себя сейчас с Кадией, ведь она так заботи…

Но меня перебила почта: в открытое окно влетела ярко-лиловая ташени, с яростью врезалась мне в грудь, упала и раскрылась в послание – «ДАЖЕ НЕ ВЗДУМАЙ НИЧЕГО ЕМУ ГОВОРИТЬ!!!».

Я сокрушенно покачала головой. Снова-здорово.

Дахху, впрочем, не сильно-то заинтересовался. Он, восторженно приборматывая, заполнял уже третью страницу кряду. Кровавое пятно, коричневой корочкой слепившее стопку бумаг, его совсем не смущало.

– Слушай, – протянула я. – А ты вообще что-то помнишь?

– Помню, – кивнул он, не отрываясь от работы. – Потому и записываю. Обряд «Ночная пляска» был прекрасен. Но неужели я потом так долго лежал без сознания? – он изумленно покачал головой, не поднимая глаз. – Кошмар.

– Да уж…

– Тинави, мне очень нужна твоя помощь, – Дахху поднял на меня свои умные фисташковые глаза. – Ты можешь пригласить сюда Карла и Анте Давьера?

Я поперхнулась чаем, на радость Мараху.

– Анте Давьера?!

– Пожалуйста, – как ни в чем не бывало попросил Смеющийся, чуть ли не носом водя по страницам будущей энциклопедии.

Я только и могла, что протянуть:

– Э-э-э…

– Просто то, что я узнал от бокки-с-фонарями, касается и Карла, и господина Анте, и будет лучше, если мы сразу проведем общее собрание, – пояснил Дахху и педантично поправил вязаную шапочку.

– Ну, э-э-э…

– Понимаю, что ты спешишь поделиться со мной новостями, – он вел себя так, будто разговаривал с неразумной пятиклашкой, – И да, я тоже не откажусь обладать информацией о том, что происходило в эти дни, но работа – работа прежде всего. Надеюсь, вы не расстроились, что я сразу заговорил о «Доронахе»? Неловко вышло, да? – он нахмурился, такой серьезный, интеллигентный и отчужденный, что хоть плачь.

Я потрясла головой. Да так сильно, что фальшивый нос чуть не отвалился.

– Дахху, – обалдело сказала я. – Но ведь Анте Давьер – он же Теннет, я в курсе – чуть не убил тебя! Это он – шолоховский маньяк! Ты из-за него был в отключке, не из-за обряда!

Кажется, впервые в жизни я увидела, как челюсть Дахху из Дома Смеющихся отправляется в вольное путешествие к груди друга.

– Прости, что ты сказала? – переспросил он растерянно.

Я вздохнула и начала очередное повествование.

Мда. Хоть из Рамблы я и сбежала, а вот «высокое звание рассказчицы», кажется, последовало за мной.

***

Смеркалось.

От Кадии больше не было новостей.

Мы с Дахху продолжали сидеть в лазарете. Вернее, он – лежать, погребенный под рукописями. А я – играть в парикмахера, устроившись в кресле-качалке. «Клиентом» был Марах, вдруг вообразивший, что он – птица, которая любит ласку. Я уже несколько раз разгладила все его перышки, а филин все кудахтал и кудахтал, требуя дальнейшей услады, и, стоило мне отдернуть руку, лапкой цеплялся за мое запястье. Мол, продолжай! А то не прощу!

Дахху вздохнул и потянулся. Потом ойкнул, схватился за сердце, замер – рановато что-то начал физкультурой заниматься!

Опять вздохнул:

– Признаться, я в смятении.

– Из-за чего именно? – полюбопытствовала я. – Из-за того, что Карл вызвал Зверя? Или из-за того, что хранитель Теннет деградировал?

– Из-за всего и сразу… – кисло протянул Дахху.

Потом он оценивающе посмотрел на меня. Почесал затылок под шапкой. И спросил тоном университетского профессора на экзамене: