Шорохи
Шрифт:
Конечно, пистолет эффективнее ножа. Но полицейские забрали ее тридцатидвухдюймового друга. Чертовы идиоты!
После отъезда детективов Говарда и Клеменца у Хилари состоялся безумный разговор с сержантом Фармером. Она и теперь не могла спокойно вспоминать его.
– Мисс Томас, насчет того пистолета…
– Что насчет пистолета?
– На него нужно разрешение.
– Оно у меня есть. Возьмите в тумбочке. Там же, где пистолет.
Через пару минут:
– Мисс Томас, вы раньше жили в Сан-Франциско?
– Да, восемь месяцев. Работала в театре.
– На этой лицензии стоит штамп Сан-Франциско. Вы знаете, что должны пройти перерегистрацию?
– Нет. Послушайте, я пишу сценарии и не разбираюсь в оружии. Но если нужно, я перерегистрирую его так скоро, как только смогу.
– Да, иначе вы не получите его обратно.
– Как – обратно?
– Я вынужден изъять его у вас.
– Вы что, издеваетесь?
– Таков порядок, мисс Томас.
– Вы собираетесь оставить меня одну, да еще и безоружной?
– Думаю, вам ничего не грозит.
– Кто вам сказал?
– Я только выполняю свой долг.
– Это лейтенант Говард вбил вам в голову такую чушь?
– Детектив Говард не приказывал, но…
– О господи!
– Вам нужно будет внести положенную плату, заполнить бланк – и мы вернем вам оружие.
– А если Фрай вернется сегодня ночью?
– Не похоже на то, мисс Томас.
– Но все-таки?
– Вызовите нас. Поблизости всегда есть какая-нибудь патрульная машина. Мы сразу приедем.
– Тогда нужно будет вызывать священника или фургон из морга.
– Я только выполняю свой долг, мисс Томас.
– А… Что толку!..
Фармер забрал пистолет, а Хилари получила весьма полезный урок. Полиция – правая рука правительства, а на правительство ни в чем нельзя положиться. Если оно не в состоянии сбалансировать бюджет и обуздать инфляцию, справиться с коррупцией в своих собственных рядах; если теряет боеспособность армия – как можно надеяться, что оно защитит ее от взбесившегося маньяка?
Хилари давно поняла, что ей не на кого рассчитывать. Уж конечно, не на родителей. Не на прочих родственников, которые всякий раз умывали руки. Не на органы соцобеспечения, куда она ребенком обращалась за помощью. Не на полицию. В сущности, она могла положиться только на себя.
«Отлично, – раздраженно подумала она. – Я сама буду иметь дело с Бруно Фраем».
Как?
Да уж как-нибудь.
Хилари вышла из кухни с ножом в руке. В гостиной она подошла к бару и, налив себе большой хрустальный бокал коньяка «Реми Мартин», взяла его с собой в комнату для гостей. По пути она демонстративно гасила повсюду свет.
Она заперла за собой дверь спальни и оглянулась, ища, чем бы укрепить ее. Слева у стены высился огромный сосновый шифоньер. Он был слишком тяжел, но Хилари догадалась вытащить ящики. Она подтянула шифоньер к двери и поставила ящики обратно. У шифоньера не было ножек – попробуйте сдвинуть такой с места!
Хилари приняла ванну и выпила бренди. В голове приятно зашумело. Она легла на кровать лицом к двери и с удовлетворением увидела перед собой внушительную баррикаду.
В два часа ночи она уже спала.
В два часа двадцать пять минут Бруно Фрай проехал мимо коттеджа, где жила Хилари Томас. Туман укутал все вокруг, но все же можно было разглядеть, что все огни в доме погашены.
Он проехал еще два квартала, поставил там фургон и пешком вернулся обратно – медленно, внимательно проверяя попадавшиеся автомобили. Вряд ли копы поставили ей охрану, но он не мог рисковать.
Все машины оказались пусты. Засады нет.
Разумеется, она находилась в доме. Он был уверен в этом. Чувствовал ее запах.
Сука.
Ждет, чтобы он взял ее, а потом убил.
Или сама хочет убить его.
До сих пор она умирала без особых сложностей. И возвращалась в новой телесной оболочке, притворившись совсем другой женщиной. Но умирала – в любом своем воплощении – без борьбы. Однако на этот раз Кэтрин проявила себя настоящей тигрицей, поразительно сильной, храброй и коварной. Это что-то новое. И это ему не нравится.
Он не стал открывать дверь кухни одним из ключей, которые вытащил у нее из сумочки, когда она приезжала на винодельню. Возможно, она поменяла замок. А если даже и нет – он все равно не сможет войти через дверь. Во вторник, когда он в первый раз обследовал дом, она была дома, и он обнаружил, что замки не отпираются, если ключ вставлен изнутри. Поэтому не смог проникнуть внутрь и был вынужден повторить свою попытку в среду, восемь часов назад, когда она уезжала на званый ужин. Но сейчас она находилась внутри и скорее всего не только поменяла замки, но и заперлась на все засовы, охраняя свою цитадель от его вторжения.
Фрай дошел до окна, выходившего в розарий. У него был с собой моток клейкой ленты; он обклеил часть стекла, поближе к задвижке. Потом выдавил стекло и, просунув в образовавшееся отверстие руку, повернул задвижку. Окно открылось. Фрай очутился в доме.
Тишина.
Она умела воскресать из мертвых, но на этом и кончались ее сверхъестественные способности. Она не обладала даром ясновидения. Он находился у нее в доме, а она не знала об этом.
Фрай ухмыльнулся. Достал из-за пояса нож и положил в правую руку.
С маленьким фонариком в левой руке двинулся обследовать помещения. Всюду было темно и тихо.
Он поднялся на второй этаж, обошел несколько спален, но так и не нашел ничего интересного. Подойдя к последней спальне, подергал ручку. Она была заперта.
Он нашел ее.
Нашел Кэтрин.
Фрай посветил фонариком в щель под дверью, за которой оказалось что-то громоздкое и, должно быть, очень тяжелое. От мысли, что она возвела баррикаду и, стало быть, боится, у него полегчало на душе. Пусть даже она нашла способ воскресать из мертвых – умирать все-таки не хочется! Или она чувствует, что однажды может и не воскреснуть? Уж он знает, как поступить с трупом, чтобы этого не случилось. Вырезать сердце. Проткнуть деревянным колом. Отрубить голову. Набить рот чесноком. Должно быть, Кэтрин догадывается, что на этот раз он основательно подготовился, поэтому и сопротивляется с такой бешеной энергией, как никогда прежде.