Шотландская сага
Шрифт:
Первой мыслью сэра Джеймса было добежать до «харрикейна», который сейчас заправляли топливом и боевыми снарядами на достижимом расстоянии от казармы. Схватив свой шлем, лейтенант выбежал из здания, минуя отдыхавшего офицера, который теперь спешно собирал свои бумаги, перед тем как укрыться в бомбоубежище. На лице его было недоумение.
Бежать в летном костюме очень неудобно, но сэр Джеймс уже почти пробежал половину пути к своему «харрикейну», когда самолет взорвался на кусочки, брызнувшие в разные стороны. Как только летчик остановился, раздался еще один взрыв, на этот раз ближе, и он вдруг понял, что если у немецкого
Поблизости было бетонное бомбоубежище, у входа в которое стояло несколько поспешно оставленных машин. Не успел Джеймс войти вовнутрь, как еще два взрыва потрясли здание, отчего заплясали лампочки на длинных проводах, отбрасывая вокруг тени.
— Вы выглядите так, как будто были по другую сторону в этом налете.
Короткое замечание было произнесено с акцентом, совсем не похожим на акцент Кэмерона. Говоривший подвинулся, чтобы дать место ему на деревянной скамейке, прибитой к стене укрытия. Бледно освещенные лица мужчин и женщин, служащих в наземном составе летной базы, слились в одно плохо различимое пятно.
— Конечно, я был бы там, если бы они не определили меня, когда я бежал к своему «харрикейну». Похоже, к концу бомбежки не останется ни одного целого самолета.
Еще один взрыв потряс укрытие, но на этот раз, казалось, он произошел на более дальнем расстоянии, и где-то вдали постоянный и монотонный звук противобомбового орудия убедил в том, что бомбе так и не удалось упасть на землю.
Джеймс с любопытством поглядел на своего соседа. Под его расстегнутым плащом он смог разглядеть «крылышки» летчика над левым карманом его гимнастерки, но он никогда не встречал этого человека среди эскадронной неразберихи, а его акцент заинтриговал его.
— Я — Джеймс Кэмерон, боевой лейтенант сто сорок пятой эскадрильи. Я вас тут никогда не видел прежде, вы навещаете кого-нибудь?
— Нет, — незнакомец пожал ему руку, — я прибыл сюда всего несколько минут назад, как раз вовремя, чтобы в первый раз почувствовать, что такое бомбардировка. Наверное, я буду в вашей эскадрилье. Меня зовут Хью Маккримон, летный офицер Хью Маккримон.
В тысяча девятьсот тридцать девятом году будущее Хью Маккримона, казалось, было все расписано наперед. Его отец, Родерик Маккримон, всеми уважаемый республиканский сенатор, уже отписал большую половину земель под ранчо в Озарке своему сыну, что обеспечивало ему значительный доход. Ожидалось, что, когда Хью закончит обучение юриспруденции, он пойдет по дороге, проторенной его отцом: судья штата Миссури, потом большая политика.
Когда в Европе разразилась война, никого в Соединенных Штатах это не удивило. Такая возможность обсуждалась повсюду в клубах и на политических собраниях по всей стране в течение нескольких лет. Единственно, что было не совсем известно, — когда, где и кто будет в нее вовлечен.
Некоторые американцы считали, что их страна просто обязана вступить в войну немедленно, но большинство верило, что нужно держаться подальше от этого мирового пожара. Старые государства Европы веками вели между собой войны. Лучше уж оставить их в покое.
Хью Маккримон не был согласен со сторонниками такой изоляции. Адольф Гитлер, неуравновешенный фюрер Германии, был одержим манией высшей расы, которая будет править миром, и твердо намеревался истребить всех евреев в Европе. Было бы
Родерик Маккримон, будучи старше и мудрее, уверял его, что Америка уже внесла свой вклад в первую мировую войну. Курс на войну не позволит стране превзойти все другие страны по богатству и значимости. Все его симпатии были на стороне Великобритании, которую он считал единственным бастионом свободы в завоеванной Европе, однако он был сенатором Соединенных Штатов. Его родина — Америка. Он понимал, что они могут выйти из этой войны, став самой могущественной нацией, какую когда-либо знал мир.
Сын и отец провели много часов, обсуждая ситуацию в Европе, во время каникул Хью. Но обязанности Родерика потребовали на долгое время его присутствия в Вашингтоне, в то время как Хью был занят своей учебой, а Европа так далеко, за много миль через Атлантический океан.
Хью Маккримон завершил юридическое образование в начале лета тысяча девятьсот сорокового года, и это событие совпало с его двадцать четвертым днем рождения.
На ранчо в Озарке собралось большое общество, чтобы отметить двойной праздник. Среди многочисленных гостей были и друзья Хью, которых он приобрел за время учебы, политические коллеги его отца, соседи Маккримонов и все высшее общество штата Миссури.
Среди всего этого пестрого собрания нельзя было не обратить внимания на большое число девушек, достигших брачного возраста. Хью Маккримон считался едва ли не самым подходящим женихом в Штатах, и матери не жалели расходов, чтобы их дочери не остались незамеченными на этом балу года.
— Наверное, приятно чувствовать себя в поле зрения самых красивых девушек Миссури? — Лаура Маккримон задала этот игривый вопрос, когда брала своего брата под руку и уводила от общества одной из матерей, объединившейся со своей дочерью и пытавшейся целиком завладеть его вниманием на более долгое время, чем позволяли приличия.
— Я чувствовал себя индейкой в сарае мясника перед Днем Благодарения, — уныло сообщил Хью. — Это не столько празднование дня рождения, сколько брачный базар. Некоторые матери совершенно вульгарно ведут себя. Я уверен, что женщина, от которой ты только что меня спасла, уже кинула кости, какой из дочерей я достанусь, если бы я проявил к ним обеим хоть малейший интерес.
— Хью! — Лаура считала все это скорее забавным, чем удручающим. На семь лет моложе своего брата, она обожала его. — Сам виноват, что такой привлекательный — и, конечно, такой богатый, о чем все мамаши прекрасно осведомлены.
— Я полагаю, что приятная внешность в данном случае не играет роли, — честно сказал Хью. — Смотри, Лаура. Скоро настанет и твоя очередь, если только ты не сбежишь с каким-нибудь работником на ранчо, тем самым шокировав весь штат.
Беседуя, они вдвоем подошли к крыльцу дома, и Хью, который пил редко, взял лимонад с сервированного столика и повернулся, чтобы посмотреть на роскошно одетых мужчин и женщин, собравшихся на лужайке.
— Посмотри на них, Лаура. Никого ведь не волнует то, что, пока они тут развлекаются, мужчины и женщины воюют и тысячами погибают в Европе. Ты видела сегодня утром газеты — фотографии берегов Дюнкерка? «Спит-файр» был сбит полудюжиной «мессершмиттов»?