Шпион для Германии
Шрифт:
Нет, я не смогу этого сделать! Тихонько я подошел к ней поближе. Я должен остаться, сказал я себе. Надо послать все к черту и сохранить наше счастье. Война скоро кончится, практически даже закончилась. Я признаюсь ей, какую роль играл в этой войне. Она все поймет и говорить на эту тему больше не будет. Деньги у меня были. Я владел испанским языком и знал обычаи и нравы Южной Америки. Я знал, куда надо уехать, чтобы скрыться от преследования. Знал, где меня никто не будет искать. Она поедет вместе со мной. Нужно только выждать каких-то два-три дня, и тогда нам это удастся, мы укроемся в безопасном месте. Возможно, нам придется поехать
Она и не подозревала, какая борьба шла в моей душе, какие сомнения ее терзали. Не знала она и того, что ее будущее неразрывно связано с моим прошлым.
Встав, я собрал свои вещи и достал чемодан из-под дивана, на котором она спала. Я надеялся, что от шороха она проснется и не заставит меня одного принимать трудное решение.
Но Джоан продолжала спать. Сквозь открытое окно в комнату проникли клочья тумана, и я закрыл его. Вынеся вещи в коридор, подумал, что надо бы написать ей хоть несколько слов. Но делать этого не стал и, еще раз обернувшись, направился к двери.
Я пренебрег даже простейшей осторожностью, так как мною овладело равнодушие. Уйдя от Джоан, я не мог уже здраво рассуждать и мыслить.
Остановив такси, поехал прямо в одну из гостиниц. Мне было безразлично, есть ли там сотрудники ФБР или нет и когда, наконец, задержат меня: сразу же или чуть погодя. Хотелось только, чтобы все это скорее закончилось.
Свой чемодан я поставил прямо около регистратуры. Достаточно было лишь его открыть, и доказательства моей преступной деятельности были бы налицо. Купив бутылку виски, отправился вместе с нею спать. На следующий день проделал то же самое.
Рождественские дни прошли. Я полностью позабыл, чему меня учили в агентурной школе. Возможно, если бы я вел себя «профессионально», со мной не произошло бы то, что произошло.
Я начал перепроверять сведения, полученные от Брауна, ни разу не обернувшись даже, чтобы выяснить, не следует ли кто за мной. Я был как бы в шорах, но посещал библиотеки и газетные архивы, беседовал с инженерами и рабочими, задавая незавуалированные вопросы.
Конечно, «Манхэттенский проект» был строго засекречен, но ни одна страна в мире не сможет скрыть работы по созданию атомной бомбы. И США не были тут исключением. Взять хотя бы уже то, что путь, который проделывал уран, добываемый на севере Канады и поступавший — правда, в меньших объемах — из Бельгийского Конго, можно было довольно легко проследить.
Для охлаждения атомного реактора необходимо огромное количество воды. На реке Колумбия был в связи с этим сооружен водоотвод. От меня не укрылось и то, что в Ок-Ридже, штат Теннесси, всего за несколько месяцев как из-под земли выросло огромное шестиэтажное заводское здание.
Не остались без проверки и полученные мною сведения об испытательных полетах, в ходе которой выяснилось, что с Тихого океана для этих целей были откомандированы два опытных офицера. Это были летчики с «Б-29», крупнейшего в то время американского стратегического бомбардировщика. В Аризоне они занимались на первый взгляд бесполезным делом, взмывая время от времени в воздух с макетом сверхтяжелой бомбы. Пилоты не имели ни малейшего представления, зачем они делают это.
Сжав зубы, я снова
Я собрал передатчик, правда, не без труда. К семнадцати часам по нью-йоркскому времени к радиосвязи все было готово. Составив донесение, я увидел, что текст получился слишком уж длинным. Перечитав его несколько раз, убрал слов пятьдесят. После этого закодировал сообщение и заучил его наизусть. Написав шифровку на бумажке, сократил ее еще на целое предложение. Рассчитав, что радиосеанс потребует минут восемь или даже десять, я стал работать на ключе. Сможет ли ФБР запеленговать меня в Нью-Йорке? Считали ли там возможным, чтобы немецкие шпионы передавали отсюда свои сообщения?
На мои позывные через несколько минут пришел ответ. Я был снова совершенно спокоен, поскольку находился в родной стихии. Уложился в расчетное время и получил подтверждение, что мое сообщение дошло до адресата.
Первая часть задания была выполнена. Как в Берлине расценят мое сообщение? Не бросят ли его в корзину для мусора, как это не раз бывало с важными донесениями, которые мое начальство не осмеливалось докладывать Гитлеру? Или ему попросту не поверят? Или решат, что я проникся пацифистскими настроениями? А может, придут к заключению, что я передал какую-то чепуху, чтобы набить себе цену? Все это было бы в порядке вещей. И если бы случилось что-то подобное, я бы не удивился. Когда же война завершилась, я убедился, что был прав, строя пессимистические предположения.
Вторая часть моего задания заключалась в совершении диверсионных актов: я должен был создать боевую группу, которая с помощью взрывчатки вывела бы из строя наиболее важные производственные участки головного завода американской атомной промышленности. В Южной Америке в помощь мне были подготовлены люди. Имелись и деньги. Неизвестно было, однако, сколь надежны будущие мои соратники и многое ли могут сделать в сложившейся ситуации деньги. Я не исключал, что весь этот план был всего-навсего блефом.
К чему все это? — задавал я себе неоднократно вопрос. Что это даст? Действительно ли я обязан выполнять все, что предусмотрено планом операции? Почему бы не бросить ко всем чертям все дела, как уже сделали многие? И не только исполнители, но и руководители?
Согласно договоренности, на связь с доверенными лицами в Перу я должен был выйти, опубликовав объявление в одной из южноамериканских газет. Безобидный текст, содержания которого я уже не помню, стал бы для них приказом немедленно прибыть в Нью-Йорк.
И я опубликовал объявление.
В той же газете эти люди должны были поместить в свою очередь объявление, которое подтвердило бы, что все идет у них по плану. Чтобы не пропустить его, мне надо было ежедневно покупать эту газету. Продавалась же она лишь в нескольких крупных киосках города, где меня и поджидало злосчастье…
Последний день 1944 года начался для меня как обычно. В номере было жарко. Побрившись, я выпил в буфете чашечку кофе. Настроение было плохое, усугубившееся после того, как я покинул Джоан. У меня постоянно возникало желание вернуться к ней. Что она сейчас делает? Что она думает обо мне? Как перенесла то утро?