Шпион в доме любви. Дельта Венеры
Шрифт:
— Да, раньше я только лизал. Ничего подобного тогда не было — я вставал на колени перед мужчиной, которого любил, и сосал его член.
Она посмотрела на его детский рот, сомневаясь, что в нем могло хватить места. Она помнила ту ночь, когда ласки Пьера так возбудили ее, что она взяла в руку его член и волосатую мошонку. Она сделалась столь жадной, что захотела облизать их, чего никогда прежде не делала, однако он не позволил, поскольку ему так нравилось быть внутри нее, что он решил вообще из нее не выниматься.
Теперь она слишком живо представила себе огромный пенис — светловолосый
— Он занимается со мной любовью весь день, перед зеркалами, на полу ванной комнаты, ногой не позволяя двери закрыться, — и на ковре. Он ненасытен и презирает во мне все мужское. Когда он видит мой член, который на самом деле больше и красивее, чем у него, — это сущая правда, — он не обращает на него ни малейшего внимания. Он берет меня сзади, насилует, как если бы я был женщиной, а член мой висит и болтается. Он знать не хочет о моих мужских достоинствах и не удовлетворяет меня.
— Это очень похоже на любовь между женщинами, — сказала она. — В ней тоже отсутствует удовлетворение.
Однажды вечером Мигуэль попросил ее зайти к нему в комнату. Стуча в дверь, Элена слышала шлепки. Она уже собиралась уйти, когда на пороге появился Мигуэль и сказал:
— Входи, входи.
Однако лицо его было искажено, глаза налиты кровью, волосы спутаны, а губы распухли от поцелуев.
— Я зайду попозже, — сказала она.
— Нет, давай сейчас. Ты можешь пока посидеть в ванной, Доналд скоро уйдет.
Он хотел, чтобы она была рядом! Он мог бы запросто отослать ее восвояси. Вместо этого он провел ее через маленькое entre в ванную комнату, примыкавшую к спальне, и оставил там смеяться. Дверь он не закрыл, так что Элена могла слышать, как они стонут и тяжело дышат. Казалось, они борются во мраке комнаты. Кровать ритмично поскрипывала, и Элена слышала голос Доналда, говорившего:
— М-м, мне больно.
Но Мигуэль стонал, и ему пришлось повторить:
— Больно.
Они продолжали стонать, кровать скрипела все быстрее, и вопреки тому, что Доналд говорил Элене, она слышала, как он кричит от возбуждения. Потом он сказал:
— Ты меня душишь.
Происходившее в темноте комнаты оказало на Элену своеобразное воздействие. Она чувствовала, что часть ее естества участвует в этом и что Мигуэль любит ее как женщину в мальчишеском теле Доналда.
Это повлияло на нее так сильно, что она, чтобы отвлечь свое внимание, вынула из сумочки письмо, которое, уходя, захватила с собой, но не успела прочитать.
Вскрыв его, она оказалась потрясена.
«Моя прекрасная, легкомысленная Элена, я вернулся в Париж ради тебя. Я пытался забыть тебя, но так и не смог. Отдавшись мне полностью, ты овладела мной. Хочешь ли ты меня увидеть? Ведь ты не отдалилась от меня совершенно? Я заслуживаю такой участи, но не делай этого, ибо тогда ты убьешь глубокую любовь, более сильную, чем когда бы то ни было, потому что мне пришлось с ней бороться. Я в Париже…»
Она вскочила, выбежала из квартиры и захлопнула за собой дверь. Когда она добралась до гостиницы Пьера, он был там и ждал ее, теряя терпение. Света он включать не стал. Он словно хотел встретить
Разлука сделала их движения лихорадочными. Вопреки ярости, она не смогла испытать оргазм. В глубине ее души по-прежнему сидел страх, и она не смела отдаться. Близость Элены настолько возбудила Пьера, что он оказался не в состоянии сдержаться и подождать ее. Он знал ее так хорошо, что осознавал причину этой незаметной сдержанности. В свое время он уязвил ее и уничтожил веру в их любовь.
Она откинулась на спину, утомленная страстью и ласками, но не удовлетворенная. Пьер склонился над ней и нежно сказал:
— Я заслужил это. Ты прячешься, хотя и хочешь быть со мной. Возможно, я утерял тебя навсегда.
— Нет, — ответила она. — Наберись терпенья и дай мне время вновь поверить в тебя.
Перед тем, как ей уйти, он попытался еще раз овладеть ею. И снова почувствовал, что она закрывается, она, кончившая вместе с ним в самый первый раз, когда он прикоснулся к ней. Он склонил голову и сел на край постели, расстроенный, ощущая полный провал.
— Ты ведь придешь ко мне завтра? Что мне сделать, чтобы ты поверила мне?
В стране он оказался без документов и рисковал быть арестованным. Чтобы он почувствовал себя в большей безопасности, Элена спрятала его в квартире одного из своих друзей, который находился в отъезде. Теперь они виделись каждый день. Ему нравилось, что она приходит в сумерках и они могут почувствовать друг друга раньше, чем увидеть. Они трогали тела, как слепые, надолго задерживаясь в теплых отверстиях и лаская всякий раз одни и те же местечки. Кончиками пальцев они изучили, где кожа наиболее горячая и чувствительная, а где грубее от воздействия воздуха. Где найти пульсирующую жилку на шее и где дрожат нервы, когда руки приближаются к пламени между ног.
Его руки узнали ее пухленькие плечи, столь неожиданные, если учесть хрупкость ее тела. Они знали ее упругие груди и чувствительные волоски под мышками, которые он попросил ее больше не сбривать. Она была очень тонкой в талии, и его руки любили изгиб бедер в том месте, где они расширялись в форме кувшина. Он преданно следовал каждому изгибу, словно хотел овладеть ее телом руками, представляя себе его цвет.
Лишь однажды он увидел ее тело при дневном свете. То было утром в Ко, и он нашел его красивым. Тело было бледным и гладким, как слоновая кость, и золотилось только внизу, на покрытом волосами лобке. Он называл ее лоно «лисичкой», потому что стоило до него дотронуться, как волоски поднимались.
Губы его оказывались в тех же местах, что и руки. Его нос тоже погружался в ее ароматы, словно искал забвения в наркозе этого тела.
В кожных складках между ног у нее скрывалось родимое пятнышко. Иногда, когда его пальцы соскальзывали по ноге под лисью шерстку, он делал вид, что хочет дотронуться именно до него, а вовсе не до половых губок. Ему не везло, если он прикасался к ним вместо родимого пятнышка — касание настолько воздушное, что он замечал быстрое цветочное сокращение, которое вызывали его пальцы, когда лепестки на этом нежном цветке закрывались от возбуждения и он чувствовал их украдкий трепет.