Шри Ауробиндо. Письма о Йоге - I
Шрифт:
Да, но человеческий ум – это очень удобный и услужливый инструмент, который действует только в определенных границах, очерченных его собственными интересами, пристрастиями и предубеждениями. Политики рассуждают ложно или лицемерно, но обладают достаточной силой, чтобы результаты их рассуждений были претворены в жизнь, что приводит весь мировой порядок на грань хаоса. Интеллектуалы же рассуждают и делают заключения, опираясь на доводы разума, которые далеко не всегда соответствуют истине, поскольку, как правило, зависят от их интеллектуальных предпочтений и склада ума, с одной стороны врожденного, а с другой приобретенного благодаря образованию. Но даже если они и видят истину, то не обладают силой практически реализовать ее. Таким образом, мир движется между слепой силой и зрячим бессилием, через хаос ментальных идей, прокладывая путь к исполнению своего предназначения.
Вы пишете так, словно то, что сейчас происходит в Европе, является войной между силами Света и силами Тьмы – но этот конфликт ничем не отличается от Первой мировой войны. Это битва между двумя
Раздел IV. Разум, наука и йога
Европейская метафизическая мысль – даже у тех мыслителей, которые пытались доказать или объяснить существование и природу Бога или Абсолюта – в своих методах и результатах не выходит за рамки интеллекта. Но интеллект не способен к познанию высшей Истины, он может лишь блуждать в поисках Истины, улавливая ее отдельные внешние проявления и пытаясь объединить их в нечто целое, сама же она всегда ускользает от него. Разум не может достичь Истины – он может лишь попытаться создать ее образ или комбинацию образов, дающих о ней некое представление. Поэтому европейская мысль в конце своих поисков неизбежно приходит к явному или скрытому агностицизму. Интеллект, достигнув собственных пределов, должен чистосердечно признать это и, вернувшись на отведенное ему место, сказать так: «Мне недоступно истинное знание, хотя существует или, по крайней мере, мне кажется, что существует и даже должно существовать Нечто запредельное, есть некая высшая Реальность, о которой я могу лишь строить предположения, так как сущность ее либо непознаваема, либо я не способен ее познать». Если же интеллект в своем поиске озарится проблесками света Запредельного, то тогда он может сказать: «Вероятно, есть сознание, превосходящее Разум, так как мне кажется, что я иногда соприкасаюсь с ним, даже получаю от него сообщения. Если оно имеет связь с Запредельным или это и есть сознание Запредельного и можно найти способ достичь его, то тогда это Нечто может быть познано, но никак иначе».
Поиск высшей Истины усилиями одного лишь интеллекта должен приводить либо к агностицизму такого рода, либо к созданию некой интеллектуальной системы или ментально сконструированной формулы. Уже существуют сотни подобных формул и систем и можно создать еще сотни, но ни одна из них не будет окончательной. Каждая из них может иметь свою ценность для разума, и различные системы, противоречащие друг другу в своих выводах, могут быть одинаково привлекательными для умов, равных по силе и способностям. Вся эта напряженная работа спекулятивного мышления полезна лишь тем, что она тренирует человеческий ум и помогает ему удерживать перед собой идею о чем-то Запредельном и Высшем, к которому человек должен обратить свой взор. Но интеллектуальный Ум может лишь примерно указать направление, в котором следует вести поиск, и ощупью приближаться к Запредельному, или же пытаться обнаруживать отдельные и даже противоречивые аспекты его проявления во внешнем мире, но проникнуть в него и познать его Ум не может. До тех пор, пока мы находимся в пределах разума, нам остается только беспристрастное рассмотрение всего того, что является предметом наших размышлений и поисков, постоянная выработка всевозможных новых идей, а также формирование тех или иных философских представлений, понятий или умозаключений. Такого рода бескорыстный поиск Истины, вероятно, является единственно возможной позицией для любого широкого и гибкого ума. И тем не менее, всякое умозаключение, полученное таким образом, может быть лишь умозрительным; оно не имеет никакой духовной ценности. Оно не может привести к решающему духовному опыту или дать чувство духовной уверенности, которых так ищет душа. Если интеллект – наш высший инструмент познания и не существует иных средств достижения супрафизической Истины, тогда мудрый и широкий агностицизм должен стать нашей окончательной позицией. С помощью разума можно в какой-то степени познать объекты проявленного мира, но Высшее и все, что находится за пределами Разума, так и будет оставаться непознаваемым.
Только в том случае, если за пределами Разума существует более великое сознание и это сознание нам доступно, мы сможем проникнуть в эту высшую Реальность и познать ее. Интеллектуальные размышления и логические рассуждения о том, существует ли такое сознание или нет, не уведут нас далеко. То, что нам действительно необходимо, так это найти способ, позволяющий реально воспринимать его, войти в него, овладеть им и жить в нем. Если мы это сделаем, то интеллектуальные размышления и умозаключения отойдут на задний план или же вовсе утратят всякий смысл. Что касается философии и интеллектуальных способов выражения Истины, то они могут оставаться, но главным образом как средства выражения этого нового, более великого сознания и лишь в той мере, насколько его вообще можно выразить в терминах ума для тех, кто еще живет на уровне ментального сознания.
Так можно ответить на ваш вопрос о западных мыслителях, Брэдли и прочих, которые с помощью интеллектуальных размышлений пришли к идее об «Ином за пределами Мысли» и пытались, подобно Брэдли, выразить свои умозаключения в формулировках, напоминающих некоторые выражения из «Арьи». Идея эта сама по себе не нова, она стара как Веды и уже выражалась так или иначе в буддизме, христианском гностицизме, суфизме. Но изначально она была открыта не с помощью интеллектуальных размышлений, а благодаря внутренней духовной практике религиозных мистиков. Где-то между VII и V вв. до Р. Х., когда и на Западе и на Востоке началось интеллектуальное переосмысление духовного знания, этой Истине удалось уцелеть только на Востоке; на Западе же, где интеллект все больше признавался в качестве единственного и даже высшего средства познания Истины, она постепенно стала исчезать. Но и там она постоянно пыталась возродиться – ее воскресили неоплатоники, а сейчас неогегельянцы и другие (например, русский Успенский и, быть может, один или два немецких мыслителя), кажется, близки к ее пониманию. И все же различие остается.
На Востоке, особенно в Индии, мыслители-метафизики пытались, подобно западным философам, дать определение природы высшей Истины с помощью интеллекта. Но, во-первых, они никогда не отводили ментальному мышлению места главного инструмента в познании Истины, рассматривая его как вспомогательное средство. На первом месте всегда были духовная интуиция, озарение и духовный опыт, а противоречащие этим высшим авторитетам умозаключения признавались недействительными. Во-вторых, каждая философская школа обладала практическими методами достижения высшего состояния сознания, так что, даже начав с Мысли, целью ее всегда было достижение сознания запредельного мыслящему разуму. Любой основатель философской школы (а также продолжатели его работы или школы) сочетал в себе качества мыслителя-метафизика и йога. Те же, кто были лишь интеллектуальными философами, обычно почитались за свои знания, но никто не считал, что они обладают истиной. Философские учения, не имеющие достаточно мощных средств для достижения духовного опыта, постепенно исчезали и становились достоянием прошлого, так как не были способны к духовным открытиям и реализациям.
На Западе все складывалось прямо противоположным образом. Мысль, интеллект, логическое мышление стали все более и более рассматриваться как наивысшее средство познания и даже высочайшая цель. Так, в западной философии Мысль – это альфа и омега всякого познания, путь к Истине лежит через интеллектуальное размышление и рассуждение; даже духовный опыт, чтобы стать достоверным, должен подвергнуться суду разума – подход, прямо противоположный индийскому. Даже те, кто осознает, что ментальная Мысль должна быть превзойдена, и допускает существование супраментального «Иного», кажется, не могут избавиться от ощущения, что только при помощи Мысли, путем ее очищения и возвышения, можно достичь этой иной Истины, для того чтобы она заняла место невежества и ментальных ограничений. К тому же западная мысль утратила динамизм, стремясь к теоретическому познанию сущего, а не к духовной реализации. В Древней Греции она еще обладала динамической силой, но служила скорее моральным и эстетическим, нежели духовным целям. Впоследствии она стала развиваться в чисто интеллектуальном и академическом направлении и превратилась в исключительно умозрительную науку, не обладающую никакими практическими средствами постижения Истины – с помощью духовного опыта, духовного открытия или духовной трансформации. Не будь этого различия, у искателей, подобных вам, не было бы никакой причины обращаться к Востоку за духовным руководством; ведь в чисто интеллектуальной области западные мыслители не менее компетентны, чем восточные мудрецы. Именно путь духовного знания, ведущий за пределы интеллектуальных планов и делающий возможным переход от внешнего существа к глубочайшему внутреннему «Я», и был утрачен чрезмерно интеллектуализированным умом Европы.
В тех выдержках из Брэдли и Иоахима, которые вы мне прислали, присутствует все тот же интеллект, размышляющий о том, что выше его понимания, и пытающийся делать по этому поводу спекулятивные предположения и умозаключения. Но в нем нет необходимой динамической силы для того изменения, которое он сам же пытается описать. Если бы авторы выражали в терминах ума какой-то опыт, пусть даже ментального характера, некое интуитивное переживание «Того, что не является Мыслью», тогда подготовленный человек смог бы почувствовать его через вуаль используемого ими языка и таким образом получить возможность пережить тот же самый опыт. Или же, если бы придя к интеллектуальному заключению, они смогли перейти к духовной реализации, используя для этого уже известные пути или открыв свой собственный, тогда человек, следующий за их мыслью, мог бы также подготовить себя к подобному переходу. Но ничего подобного нет во всей этой напряженной работе мысли. Она остается в области интеллекта, и в этой области такая работа, несомненно, достойна восхищения, но она не обладает динамической силой, необходимой для обретения духовного опыта.
Не путем «рассуждений» о единой реальности, а благодаря изменению сознания можно осуществить переход от неведения к Знанию – Знанию, с помощью которого мы становимся тем, что познаем. Перейти от внешнего сознания к глубинному внутреннему сознанию, напрямую связанному с Истиной; расширить сознание за пределы эго и тела, возвысить его с помощью внутренней воли, устремленности и открытости Свету настолько, чтобы оно смогло подняться над Разумом, и одновременно вызвать нисхождение супраментального Божественного путем самоотдачи и самоотречения, с последующей трансформацией ума, жизни и тела – таков интегральный путь к Истине. [27] Именно это мы называем здесь Истиной и к этому стремимся в нашей йоге.
27
Я уже сказал, что идея Сверхразума существовала с древних времен. И в Индии и в других странах предпринимались попытки достичь его путем восхождения на все более тонкие уровни сознания, но была упущена из виду цель сделать Сверхразум составной частью жизни, привнести его сюда, вниз, чтобы трансформировать всю природу в целом, вплоть до физической.