Штабс-ротмистр
Шрифт:
И перекрестился на католический лад, подтверждая латинскую легенду.
О’Коннор, в отличие от Линды Фрост, жил далеко от Золотого треугольника. Совсем стемнело, когда подъехали к его дому.
Попутно Тышкевич обратил внимание на причальную мачту дирижабля и колышущуюся около него объёмистую тушу. Редкая удача! Возможно, опасный вариант бегства на авто не пригодится.
Около бунгало на самой окраине Питтсбурга стояла ещё одна машина. Охранник, куривший на террасе, приветливо осклабился, узнав Моргана.
— Без происшествий, босс! Шотландец отдыхает.
Джон хмуро прошествовал внутрь, не ответив.
О’Коннор, седой высокий мужчина с бритым отёчным лицом, как раз выходил из ванной, обёрнутый в халат. Уселся в кресло. От него ощутимо разило виски.
— Вот она, моя премия за первого пойманного! — шепнул Сэвидж.
— Доброго вечера, господин титулярный советник, — начал Тышкевич по-русски, поклявшись себе, что тот час снесёт капризное плетение, лишь только покинет Америку. — Я представляю Третье Отделение К. Г. Б., а также вице-губернатора Ново-Йорка князя Горчакова. Собирайтесь в Ново-Йорк. Надеюсь, вы понимаете почему?
Он мигом протрезвел. Ясный взгляд шотландца, минуту назад бывший мутным, сфокусировался на Моргане-младшем. Тот пожал плечами: а я что могу сделать?
— Когда?
— Пять минут на сборы. Мой человек присмотрит. И без глупостей. У меня есть санкция на арест всех, имеющих отношение к институту с оскорбительным для русского уха названием. Стало быть, применю оружие и боевые заклятия в случае неповиновения или побега.
На солидного мужчину, видом скорее напоминавшего муниципального чиновника, а не авантюриста, замышляющего заговор, было странно смотреть. Вроде внутри плоть и кровь, а не воздух, но вдруг уменьшился в размерах, словно спускающий мячик.
Пантелеев прошёл за ним в спальню, чтоб проследить за сборами. Тышкевич и Морган остались в гостиной.
— Вы и правда — из охранки? — спросил промышленник на плохом русском.
— То, что мы из мафии южных губерний, было всего лишь вашим предположением. Использование испанского — случайность. Присядем пока, мистер Морган, — говорить по-русски и именно то, что хотел сказать, приносило облегчение. — Я мог бы привлечь вас за содействие О’Коннору, будь вы с ним в сговоре с самого начала. Но поскольку фактически купили готовый продукт, а его самого выдали… будем считать — совершенно добровольно, мне нечего вам предъявить.
— А огонь в жопе? — он по-прежнему предпочитал стоять, словно каждое касание чего-либо задним фасадом грозило взрывом фаербола.
— Я перестал подпитывать плетение Энергией, и оно улетучилось. Возобновить?
— Не стоит. Похоже… мы всё же договоримся.
Морган, наконец, сел.
— А я полагаю — уже договорились. Моя связистка уже передала в Третье Отделение и князю Горчакову о вашем содействии. Ежели вечер закончится без эксцессов, имперская власть претензий к Морганам не имеет. Думаю, это не столь высокая плата за испорченные утехи со «стоматологом»?
Вышел О’Коннор в сопровождении Пантелеева, уже одетый.
— А какие, собственно, были претензии?
Поверив, что перед ним — русский офицер, а не отвязанный южноамериканский бандит, Морган осмелел.
— Цитирую по памяти Уложение о преступлениях и наказаниях, самая страшная статья: измена Российской Империии… Помните, О’Коннор? Вы как чиновник обязаны были это Уложение читать.
Тот хмуро кивнул, не настроенный к долгой беседе.
— Вам известно, что список деяний, считающихся изменническими, там изрядно велик, — продолжил граф. — Но я обращаю ваше внимание на приписку: «и иные злоумышенные действия, влекущие урон Князю-Государю, Святому Православному Престолу и Российской Империи». Мы же с вами прекрасно понимаем последствия, если бы Америка вдруг освоила всё, что содержит ваша кожаная папка, а Европа прошляпила. Имперская власть пошатнётся. Так что… Давайте останемся при своих, мистер Морган. Иначе некто в Главной Канцелярии Его Императорского Величества может иначе оценить ваше участие.
— Угрожаете?
— Напротив. Даю слово офицера и дворянина, что в меру своих сил воспрепятствую неугодному вам развитию событий. И спасибо за Монтеррей.
— Я же ничего не сказал про Монтеррей… — от нахлынувшей было бравады Моргана не осталось и следа. Он явно опасался тамошнего наркобарона, точнее — наркобоярина, куда сильнее, нежели К. Г. Б. и латиносских залётных бандитов вместе взятых.
— Не сказал, — подтвердил Тышкевич. — Зато настолько выразительно промолчал, что слова излишни. И так, едем. Задержанного — в «Форд». Джон, вы хорошо водите авто, как я знаю. Не окажете любезность отвезти меня на станцию дирижаблей?
— Мой «Континенталь» в отъезде, — попробовал сопротивляться тот.
— Огорчу вас, он слегка неисправен. Водитель ударил его в лошадь и повредил радиатор, ничего страшного. Но вы можете взять машину, что стоит возле дома. Поболтаем напоследок.
В автомобиле, столь же скромном как и «Форд», где ехали остальные участники группы вместе с пленником, Морган неожиданно разговорился. Наверно, поверил, что неприятность близится к концу.
— Каково ваше звание в К. Г. Б.?
— Штабс-ротмистр, Джон.
— Имени не спрашиваю. Но вы понимаете, господин штабс-ротмистр, что увозите пустышку? Основные знания поляка, его фамилию сам дьявол не выговорит, что были извлечены из его памяти, находятся в той папке. Шотландец даже не уведомлён, что этот пан Гжегож и второй шотландец, приват-доцент из Абердина, отправлены в Монтеррей. Мы избегали лишнего распространения сведений. Оказалось — тщетно.
— Почему же? Вас совсем не легко было вычислить.
— Каким именно образом? — Морган даже от дороги отвлёкся.
— Благодаря вашему поверенному Моро. Зря прислали его в Ново-Йорк. Сам факт приезда такого субъекта из Питтсбурга насторожил.
— И он проболтался… Ну я ему!
Тышкевич ухмыльнулся. Пусть кто-то назовёт эту месть мелкой или мелочной, но не надо купаться в пошлых грёзах в отношении барышни из русской великокняжеской семьи.
— Не проболтался, — сжалился он над «малышом Сэмми». — Всего лишь не слышал про некоторые магические методики, позволяющие узнать несказанное. Ошибкой было подослать кого-либо к нам.