Штормовое предупреждение

Chiba Mamoru

– Лагеря!

– Секретные базы!

– Зона пятьдесят один!

Марлин помассировала висок, пытаясь спастись от этого массированного натиска с обоих флангов.

– К тому же, – припомнила Стейси, – вспомни этого милого малыша, их младшего.

– Пончик!

– Котик!

– Лапочка!

– Конечно, Прапор – лапочка, – тщетно пыталась поспеть за ними обоими Марлин, – и что же с того?

– Как он может быть каким-то там агентом?! – торжествующе воскликнула кузина. – Он же милаш!

– Сладкий буся!

– Уруруша!

– Ну и что? Он, может, за прочих троих старается… – Марлин припомнила прочих троих и мысленно сама для себя признала, что если представить бывших ее соседей в виде дроби, то знаменатель милости и урурушества Прапора никак не оправдывает числитель состава команды, состоящий в основном из паранойи

и теорий заговоров. Из задумчивости ее вывело покровительственное похлопывание по плечу.

– Так что не расстраивайся, – проговорила Бекки, очевидно, заканчивая ранее начатую фразу. – Конечно, я понимаю, было бы даже лестно жить бок о бок с какими-нибудь крутыми ребятами…

– Героями!

– …но это очень уж фантастично.

Марлин почувствовала себя уязвленной. Кажется, ее кузины обе полагали, что бывшее ее соседство с четырьмя «спец-агентами» – которые походили больше не на агентов, а на отряд наемников – повод для гордости. Марлин как будто задирает нос и хвастает таким знакомством, а ее здравомыслящие и прагматичные кузины – это Бекки и Стейси-то! – опускают ее с небес на землю. Подумать только…

Она надулась и умолкла, скрестив руки на груди, да и ноги тоже скрестив, всем своим видом показывая, какого она мнения о позиции кузин. Те же приняли еще более веселый и покровительственный вид и принялись обращаться с Марлин, как с ребенком, стараясь отвлечь ее то леденцами, то чьим-то красивым шарфом, спрашивая, что она думает о подобном фасоне. Марлин не глядела ни на конфеты, ни на шарф. Мрачный взгляд ее был устремлен через весь терминал, как будто она работала тут охранником или наблюдателем. Множество людей вокруг представилось ей неожиданно каким-то безликим морем. Ее взгляд безучастно скользил от одной группы к другой, ни на ком не задерживаясь. Бегающие друг за дружкой вокруг груды вещей дети, мальчик и девочка. Фотографирующиеся на фоне елки приезжие. Воркующая парочка под искусственной омелой. Галдящие на своем языке иностранные студенты – кажется, азиаты. Меланхоличный полный мистер, читающий газету с самым скорбным видом и позволяющий людскому потоку самому обтекать его. Очередь у кофейного автомата. Все это Марлин обозрела с высокомерием вдовствующей королевы-матери, ни на ком не задерживаясь, ни на ком не останавливаясь, пока… Пока что-то не выбилось из этой общей массы. И взгляд ее не заметался по пестрой толпе, зацепившийся секунду назад за что-то, что разбередило ей память. Сердце застучало где-то в животе, но зато так, что уши заложило. Марлин вскочила на ноги. Ошибки тут быть не могло: впереди, среди очереди жаждущих у автомата с кофе, она завидела очень, очень знакомый силуэт, разглядеть который особенного труда не составляло. Тот бросался в глаза и, несомненно, бросился бы и раньше, если бы Марлин не была так сосредоточена на своей мрачности. Она привстала на мыски, как будто это должно было ей помочь, и – о чудо – и правда помогло. Просвета в проходящем мимо потоке пассажиров не было, однако этого и не требовалось: замеченный ею человек возвышался над прочими, напоминая одинокое дерево посреди зарослей кустарника. Марлин, позабыв о вежливости и правилах хорошего тона, вскочила прямо на пластиковую скамейку и отчаянно замахала рукой – впрочем, тут никого ее поведение не изумило. Все кого-нибудь встречали здесь, все кого-то приветствовали, и удивила Марлин только своих спутниц, теперь взирающих на нее, стоящую на скамейке, с невыразимым изумлением. Но Марлин на них внимания уже не обращала. Сложив руки рупором, она крикнула:

– Ковальски! Хочешь кофе?!

Ей с ее обзорного пункта хорошо было видно, как до того объект ее интереса с апатичным видом потрошил кофейный автомат: картонные стаканчики на десяток глотков явно не были тем, что могло бы его устроить. И порцию, которую любой прочий, нормальный член очереди тянул неторопливо и с удовольствием, этот опрокидывал в себя, как стопку виски, залпом, каким-то чудом только не обжигаясь о кипяток. Ее голос положил конец этому марафону: высокий человек обернулся на звук – Марлин была уверена – вовсе не своего имени, но волшебного слова «кофе». Спрыгнув со скамьи, она торопливо полезла в сумку, на ощупь отыскивая верткий, все никак не дающий себя схватить термос, выскальзывавший из ее дрожащих рук. Наконец, совладав с ним и выпрямившись она едва нос к носу не столкнулась с успевшим приблизиться человеком.

За то время, что они не виделись, он,

кажется, стал еще более высоким и худым. Или так только казалось, потому что черная с серым его потрепанная форма производила такое впечатление. Даже разгрузка висела как-то мешковато, как будто ее ремни когда-то обрезали четко под свои параметры, а потом все же сбросили несколько фунтов. Какое-то разнообразие в это скопище ремней вносили разве что нашивки на рукаве: Марлин вспомнила, что когда-то Шкипер учил ее понимать их. Вот эта грязно-желтая полоска означает, что носитель может водить танк, соседняя грязно-синяя, что у него есть опыт прыжков с парашютом не меньше чем сколько-то там. Ниже шла почти затертая группа крови, нашивка красного креста и что-то еще пряталось под очередным ремнем.

– Здравствуй, Ковальски, – с совершенно искренней радостью поприветствовала его Марлин и подала ему свой литровый термос. Ковальски кивнул, и свернул термосу крышку так, как будто это была чья-то шея. Запрокинув голову, присосался к горлышку и на какое-то время составил неплохую пародию на скульптурную композицию «Горнист».

Марлин глядела на него, как могла бы глядеть любящая бабушка на внука, отощавшего на городских харчах и наконец-то навестившего ее на ее уютной ферме. Ее так и подмывало бросить взгляд на кузин. Но она осознавала, что это бы испортило эффект.

Литр кофе, практически непочатый, ее старый знакомый прикончил в считанную минуту. Утер тыльной стороной бледные губы, завинтил крышку обратно и возвратил термос Марлин.

– Святая женщина, – с чувством произнес он. – Посланец богов.

– Сколько ты без кофеина? – засмеялась святая женщина и посланец богов в ответ.

– Я пил таблетки в самолете.

– И запивал их кофе?

– Конечно.

– А где все остальные? – Марлин завертела головой, будто рассчитывала увидеть этих остальных где-то поблизости. Ковальски взял ее за плечо, немного повернул и указал куда-то вдаль.

– А Рико забирает вещи, – добавил он. Марлин сощурилась, напрягая зрение, и даже приложила ладонь ко лбу козырьком, как бы заслоняя глаза от света ламп. С той стороны, куда показывал ей Ковальски и правда к ним приближалось двое: видимо, они, как и сама Марлин, ориентировались в толпе, выискивая своего высоченного товарища. Она тут же признала обоих: чуть впереди шагал так недавно поминавшийся милаша Прапор, казавшийся милашей даже теперь, несмотря на видавшую виды, уже ей знакомую черно-серую форму, на арафатку, повязанную вокруг шеи на манер шарфа (не иначе как кто-то из старших позаботился) и на длинную царапину на щеке. Ко всему прочему, он с видным невооруженным глазом наслаждением уплетал мороженое – судя по нежно-розовому цвету рожка, клубничное – и был совершенно счастлив. За ним следом, отстав на полтора шага и строго соблюдая эту дистанцию, шествовал Шкипер, тоже что-то жующий. Присмотревшись, Марлин без особого удивления опознала какой-то фастфуд, из тех, в состав которых входят кетчуп, горчица, немного химии и бумага, имеющая обманчивый вид сосиски.

Шкипер, едва расстояние между ними стало не более метра, с шумом втянул носом воздух.

– Он нашел тебя по запаху? – осведомился он, кивая на своего лейтенанта.

– Почти, – уклончиво отозвалась Марлин, не желая освещать недавний диалог с кузинами.

– Здравствуй, Марлин! – доброжелательно поприветствовал ее Прапор в первой же образовавшейся в диалоге паузе.

– Здравствуй, Прапор, – улыбнулась она. Ее, как это бывало прежде, буквально окатило волной его дружелюбия. – Как твои дела?

– Спасибо, хорошо, – он улыбнулся. – Мороженое здесь не хуже, чем в Нью-Йорке.

– Одному – мороженое, второму – кофе, – с деланным страданием возвестил Шкипер, без особых церемоний опускаясь на край скамьи и похлопав рядом с собой. Прапор охотно шлепнулся на это место и вытянул ноги – Марлин только сейчас обратила внимание на круги у него под глазами. Она привыкла к таким следам на лице Ковальски – известный полуночник, он и сейчас вряд ли изменил своим привычкам – но Прапор… Видимо, не выспался и устал, хотя и старается не подавать виду. Его командир тем часом разделался со своей сосиской окончательно и выбросил в стоящую рядом корзину смятую бумажку. Марлин снова принялась рыться в сумке и спустя минуту подала ему салфетку, чтоб вытереть руки, которую тот с благодарным кивком принял. Она опустилась на свое место и теперь как бы разделяла эти две группы: своих неожиданно притихших кузин – и этих парней в поношенной форме.