Штормовое предупреждение
Шрифт:
После еды как-то сразу накатило сонное тяжелое оцепенение, и Марлин, пристроившись на ближайшей диванной подушке и плотнее завернувшись в плед, решила, что полежит так немного, пока ужин не уляжется. Все равно ведь еще рано спать, да и Рико еще копошится, собирает прутья, таскает на кухню посуду, вероятно, решив, что назначен по ней дежурным.
Потом она прикрыла глаза, чтобы ее не слепило пламя. Где-то на фоне Прапор, разбуженный ради ужина, снова укладывался и просил его укрыть. За окном, как пить дать, снова падает снег, и он занесет, заметет их, запечатает внутри сугроба. Они останутся здесь до весны. Тетушкиных запасов наверняка хватит, чтобы продержаться пару месяцев, а там снег стает и сам. Но до того времени они здесь, как на необитаемом острове, отрезаны от мира. Может, Ковальски соберет какой-нибудь примитивный радиоприемник, чтобы они знали, что происходит в мире. А то ведь вдруг снегопад не прекратится? Будет все падать и падать, и засыплет сначала дома, потом дороги,
– Ну и что потом? – повторил голос, и она узнала Шкипера. Он говорил очень тихо, чтобы не потревожить спящих. – Ты ее увидишь, вы поздороваетесь, она пройдет мимо. Что потом?
– То же, что и всегда, вероятно, – отозвался Ковальски с другой стороны. – Я буду рад, если она уделит мне немного своего времени.
– Желаешь, чтобы она в восемнадцатый раз сказала тебе, что тебя не хочет?
– Ты и сам знаешь, что не желаю.
– Но пойдешь и наступишь на эти грабли.
– Пойду и наступлю.
– Послал же бог лейтената-недоумка… – ворчание Шкипера сделалось неразборчивым: очевидно, он честил своего зама совсем уж неуместными словами. Потом добавил погромче:
– Ладно уж. Но если при ее виде у тебя будут глаза на мокром месте, я сам сломаю тебе нос.
– Ваша поддержка как всегда бесценна, сэр.
– Закрой пасть и спи.
====== Часть 4 ======
Чистенькая, аккуратная, похожая на игрушечную кухонька восхитила Рико, как восхищают ювелирно сделанные красивые бесполезные вещи. Было так необыкновенно оказаться в ней, потрогать ее светлые панели на шкафах и решетчатые переплеты, ее занавески и хрупкую, блестящую глянцевыми глазурованными боками посуду. Он привык к совсем другой кухне, и мысль о том, что можно попробовать готовить на этой, показалась ему почти сказочной. Наверное, с таким же чувством дети играют с совсем не предназначенными для игры дорогими вещами, упиваясь их красотой, обычно для них недоступной.
Он понимал, что кухня такая нарочно, потому что она женская, но вместе с тем и удивлялся этому. Такие абстрактные понятия, как что-то гендерное, всегда казались Рико ненужной бестолковщиной. Зачем их выдумали, ему постичь никак не удавалось. Если бы спросили его – и если бы он мог ответить – подрывник бы обязательно сообщил, что это даже в какой-то мере нечестно. И если что-то красиво и человеку нравится, почему бы ему этим не пользоваться? Почему кто-то может, а ты – нет? Что за глупость?.. Почему цветы и котята – это только для девушек? Лично он любил цветы. К тому же, они бывают вкусные. Конечно, если уж ты к чему-то привык, и оно тебе подходит, не всегда выйдет обменять его на что-нибудь другое, пусть и милое. Например, ножи на этой кухне были очень милые – все как на подбор, рассортированы по размеру, серебристые, блестящие, с одинаковыми ручками – цвета слоновой кости с цветочной виньеткой. Но Рико все равно воспользовался своим армейским тесаком – ему так было привычнее и надежнее. И тем приятнее после оттереть брызги крови с гладкого кафеля стен.
В окно заглядывало скупое зимнее солнце, бледное, будто тяжело больное, но все равно приветливое. Рико расшторил окно, стараясь, чтобы как можно больше света попало к нему на кухню, и обнаружил на подоконнике цветочный горшок. Попробовав пальцем землю, досадливо поцокал языком. Пошарил по шкафам и, наконец, обнаружил то, что искал – достаточно вместительный сосуд с удобным длинным носиком. К тому же, как и вся кухня – элегантный и красивый, а это всегда приятно. Наполнил свою находку водой из-под крана и щедро полил цветок – и немного подоконник – а после отправился в обход дома, выискивая, нет ли у кухонного фикуса соседей по несчастью.
Встретившая его в коридоре Марлин проводила подрывника недоумевающим взглядом и даже сунулась следом за ним в ближайшую комнату: ей было чертовски любопытно, что этот дикарь собирается делать с белоснежным теткиным кофейником. А когда выяснилось, что поливать цветы, Марлин решила, что тут лучше все оставить, как есть. Почему бы, спрашивается, и не из кофейника поливать-то? Законом это не запрещено, а Рико – Рико известный оригинал…
Тут стоит сказать, что утром ее разбудил громкий стук. И первой мыслью Марлин было: если Шкипер решил нарубить дров, Шкипер нарубит дров… А возможно в процессе еще и наломает. Она встала и, закутавшись в свой синий плед, не желая терять тепло, накопленное за ночь, поплелась к окну. Выглянув, она застала картину, достойную кисти кого-нибудь из великих живописцев: Прапор скалывал лед со ступеней каменного крылечка и все время старался не поскользнуться сам. Он тщился выглядеть как-нибудь не очень смешно при этом, но ничего не мог поделать: ноги разъезжались, опоры было не найти, а командир, как пить дать, велел колоть до победного, еще и свой ледоруб небось вручил… Марлин, решив не смущать парня, потихоньку отошла от окна и оглядела комнату. Огонь
Рассуждая таким образом, юная и порядочная особа заглянула, наконец, и на кухню. Электричества все еще не было, однако это не мешало Рико складывать в маринад остатки вчерашнего ужина, так и не дождавшегося обжарки. При виде Марлин подрывник осклабился и ножом указал в сторону – там стояла тарелка, заботливо прикрытая сверху второй, а между этими двумя керамическими створками хоронилась истинная жемчужина – завтрак.
– Рико, ты – чудо, – искренне сообщила ему Марлин. – Спасибо!
Рико улыбнулся еще шире, так, что один край его рта искривился, натянутый старым шрамом, и это мгновенно сделало его похожим на дикаря-каннибала. В этот момент, когда Марлин глядела на него, но уже подумывала, где бы раздобыть чистую вилку, в воздухе раздалось сухое тихое потрескивание – словно мыши в подполе (в существовании какового у тетушки Розы Марлин практически не сомневалась) решили сплясать со своими маленькими кастаньетами. Если бы у мышей, понятное дело, они были, эти кастаньеты. Не успела Марлин спросить, что тут происходит, как почувствовала, что волосы у нее на затылке становятся дыбом и это неприятно щекотно. На ее глазах в одну коротенькую долю секунды по металлическим поверхностям кухни – а было их немало – пробежала бледная синяя молния, будто спасаясь от кого-то. Лизнула напоследок лезвие огромного ножа, который Рико так и держал на изготовку, и, будто издеваясь, вспыхнула и исчезла.
– Что за…
– Ковальски!!! – загрохотало на весь дом.
– Все под контролем, – невозмутимо-спокойно отозвался из другого конца коридора лейтенант. – Просто скачок напряжения.
– Скачок, твою дивизию, напряжения, Фарадей доморощенный?! У меня в руках бутылка взорвалась!!!
– Тесла, – судя по шагам, Ковальски шел на голос командира.
– Что?!
– Не Фарадей, а Тесла. Ну да неважно, мне до обоих, я полагаю, далеко. Никто не пострадал от осколков?
– Нет. Иди отсюда, я сам…
Дверь кухни отворилась, пропуская Шкипера, несшего перед собой злополучный пострадавший сосуд. «Взорваться», как на вкус Марлин, было, все же, слишком громким словом для того состояния, в которое пришла бутыль: по боку ее хоть и шла трещина, и вряд ли теперь склянка годилась для использования, однако о разлетающейся во все стороны шрапнели осколков речи явно не шло. Шкипер с отвращением отправил бутылку в утиль.
– Стою, понимаешь, – буркнул он, – думаю приладить в ней свечу и поставить в холле, не то там и убьется кто-нибудь… и тут – на тебе!
При этих словах в кухню, наконец, добрался и Ковальски, в данный момент похожий скорее на Виктора Франкенштейна за работой, чем на самого себя. Он оглядел присутствующих, убедился, что видимых поражений его деятельность не нанесла, резюмировал:
– Пострадавших нет, врач не нужен, – и с достоинством удалился. Шкипер выразительно поглядел на Рико, как будто хотел сказать: “Нет, ты это видел?”. Рико пожал плечами – видел он «это» явно не в первый раз.
Марлин успела и позавтракать, и нагреть у камина воды для мытья посуды, и даже припахать мыть эту самую посуду Бекки, а Стейси – расставлять ее по местам, когда в их обществе снова появился «Виктор Франкенштейн», снимая на ходу резиновые перчатки.