Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Ты обращала внимание? Они всегда красные. Или какого-то оттенка красного – малиновые, розовые, цвета фуксии…
– Ассоциативное мышление же, – пожала Ева плечами. – Красный – цвет страсти.
– Ага. И кровь меньше заметна.
– Экий ты прагматичный… Все, лежи. Чтоб когда я пришла, тряпья на тебе не видела, ясно?
– Ясно.
Ева справилась быстро. Вошла в комнату и надумала было сделать шаг, но задержалась на пороге, оглядываясь.
– Куда ты дел обувь, непризнанный гений?
– Под кровать, – удивился он. – А почему ты спрашиваешь?
–
– И это тоже.
Ева присела на край кровати и бесцеремонно ухватила собеседника за локоть.
– Нда-а, – произнесла она, осмотрев рану. – Дописывать свою научную работу ты будешь, в лучшем случае ,недельки через две…
– Прямо с утра сяду, – ухмыльнулся лейтенант. – Едва переступлю порог.
– О?
– Левой допишу.
– Ты же правша?
– Ага. Но однажды, в незапамятные времена, мне уже прилетал осколок в правую. Мне было адски скучно, да и работать надо было, так что пока лежал в лазарете, навострился. Почерк левой конечно тот еще, но мне и не открытку подписывать…
– Адам, ты уникум, – рассмеялась Ева. – Ну, поворачивайся, посмотрим, что с этим делать станем… Нда. Полотно неизвестного художника «Самурай делает себе харакири и заматывает портянкой»…
– Сеппуку.
– Через спину? Не-ет, Адам, это не сеппуку, это другое слово… Но ты не беспокойся, вряд ли тут что-то ужасное. До свадьбы заживет.
– Черт знает, будет ли она вообще.
– А тебе так сильно охота, я не пойму? Мне казалось, это девушкам надо замуж хоть кровь из носу…
– Я хочу, чтобы у меня был мой человек, – Ковальски сжал угол подушки, на которой лежал, в горсть. Ева что-то такое уловила в его интонациях и подняла голову, отвлекшись от рассматривания кровавого пятна.
– Да брак-то тут тогда причем? – пожала она плечами. – Вон мы с тобой ладим неплохо. Могу за тебя выйти, если так уж тебе охота, мне не трудно, выручу по-дружески. Некоторые так и делают, между прочим: заключают такой себе договор. О том, что если до определенного возраста никого не находят, то выручают друг друга. Но тебе ведь не этого надо.
– Не этого, – эхом отозвался лейтенант. – У меня есть теория, – добавил он, лежа на боку, подставив спину Еве.
– Я в тебе не сомневалась, – откликнулась та, осматривая будущее поле действия. – Так, бинт я срежу. Я не могу на это смотреть. Мои глаза плачут. Что за теория?
– Ты никогда не задумывалась о том, как влюбляются люди?
– Поговорим о серотонине?
– Нет. Скорее я бы подумал о сочетании различных… привычек. Чем мы с тобой отличаемся от всех нормальных пар? Только тем, что не спим?
– Мы спим.
– Ладно, но на этом дело и оканчивается.
– Знаешь, у некоторых и того нет. Они кричат друг на друга и колотят посуду.
– Тут маловато места для таких развлечений. Но если тебе вдруг придет в голову такая фантазия, ты не стесняйся, скажи, организуем…
– Знаешь, для человека, который лежит, повернувшись открытой раной
– Я тебе доверяю.
– А вот это был запрещенный прием. Ты говори, говори, отвлекай меня как-то.
– Так вот, о чем я: все решает случай. Случай и немного биологии. Кого ты встретишь и все такое.
– Открыл Америку…
– Для меня это важный вопрос. Я во всем стараюсь разобраться, а процесс развития человеческих отношений слишком многогранен. Можно исследовать какое-то ответвление или область, но это не по мне. Я хочу подвести под знаменатель вопрос целиком.
– Пока что дальше абстракций на уровне «какое-то что-то» ты не продвинулся, позволь тебе посочувствовать…
– Если бы не обстоятельства, мы не говорили бы теперь об этом. Ничем не отличались бы от многих других пар. Может, со временем исчерпали бы отношения и разошлись.
– Может.
– Слыхала когда-нибудь о понятии «философского зомби»?
– Ночь живых софистов? Восставшие с кафедры? Философ-апокалипсис?
– Мысль, безусловно, интересная, но нет. Это условный термин, подразумевающий теоретическое существование некоего субъекта, лишенного чувственного опыта, однако реагирующего на раздражители, как обычный человек, только потому, что все вокруг так реагируют.
– Адам, да половина человечества – такие зомби. Правда, очень разнообразные и вряд ли полностью подпадающие под твое описание, однако вполне реальные. Я вот, например. Когда роняю предмет, говорю «ой» – и вовсе не потому, что меня это испугало, отнюдь. Просто привыкла, что это говорят в таких случаях. И ты ничуть не лучше, Адам. У тебя таких реакций хватает.
– Большинство из них осознанные.
– Это потому, что ты копался. И потому, что тебе жизнь не мила без того, чтоб не сломать голову на вопросе посложнее. Нормальные люди обходятся без этого и вполне себе процветают.
– Я не хочу процветать без осознания, Ева.
– У тебя там уши еще не заострились, нет? Кровь еще не позеленела, но такими темпами все к тому идет…
– Я веду к тому, что много что мы делаем просто потому, что и другие вокруг так делают. Не задумываясь, нужно ли это самим нам. Отношения строим по этой схеме в том числе. Мало кто анализирует и задумывается об этих вопросах, потому что любовь сама по себе как-то не ассоциируется у людей с явлением, над которым нужно думать. Наоборот, это нечто стихийное, что происходит само по себе…
– Само по себе ничего не может произойти.
– Именно! Ни одно явление так не проистекает: все имеет свой исток, и этот исток, как и русло, можно прослеживать. Можно и нужно. И каждому отдельному человеку приходится заниматься этим в индивидуальном порядке, исследуя свой собственный случай, и опыт этот другим не сгодится, потому что одинаковых людей на свете не бывает…
– Я закончила. Ляг теперь нормально и попробуй мне пояснить: а кой вообще ты задаешься такими вопросами?
– Потому что могу, – кажется, Ковальски удивился. – Это пришло мне в голову, а значит, потенциально есть насущная необходимость развить эту мысль.