Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Лучше подумай о более практических вещах.
– Мои более практические вещи стоят в гараже и нуждаются в перезапуске.
– Что ты опять собрал из старых покрышек?
– Не из покрышек.
– Но собрал.
– Но собрал.
– А оно не заработало.
– Оно заработало. Но ненадолго.
– Адам… – Ева положила руку ему на плечо. – Я понимаю твои стремления, как, наверное, никто другой. Ты же умный человек. Как тебе в голову не приходит элементарное соображение: инженер и механик – это не одно и то же!
– Вот как раз и поднаторею.
–
– И напишу об этом научную работу.
– Мне лично вот всегда было интересно: кто их всегда читает, эти научные работы? Их ведь наверняка очень много.
– Не так уж много, как тебе кажется. Это ведь не рефераты студентов, скачанные из сети.
– Думаю, новой информации там пропорционально столько же, – усмехнулась Ева. – Ты никогда, что ли, не обращал внимания на то, что люди все время пишут одно и то же?
– Конечно одно и то же, – даже удивился тот. – За весьма редкими исключениями, но это и естественно. Выражают одни и те же мысли, но разным языком, понятным современному поколению. Никто же Страбона читать не станет.
– Кроме таких, как мы.
– Кроме таких как мы, – согласился он.
– Но безнадежен все же ты! – и Ева показала ему язык.
– Ты не в духе?
– Я не в духе.
– Это как раз тот самый случай, когда ты обращаешься к траве?
– Ева, – он устало покачал головой, – шуток на эту тему я наслушался за глаза. Не добавляй в копилку избитых острот еще и свою лепту.
– Тебя это раздражает?
– Мне это надоело.
Ева пошарила на дне картонной коробочки, куда ей сложили заказанные по телефону окорочка – выбирала повкуснее.
– Вообще, – заметила она, – ты можешь спокойно курить и тут. Думаю, ты будешь не единственным, кто так поступает.
– Как ты понимаешь, меня больше волнует не состояние их заведения, а твое самочувствие, – дотошно отозвался Ковальски. – Никто не обязан расплачиваться за мои рефлексии.
Ева отставила коробку в сторону и тщательно вытерла руки – сначала просто салфеткой, а после бактерицидным гелем, – и пододвинулась к собеседнику поближе. Ковальски вытянувшись во весь рост отдыхал – лежал, полузакрыв глаза, пережидая, пока перестанут ныть натруженные мышцы и пока не успокоится неприятная тяжелая пульсация в затылке – верный признак скакнувшего давления. Ева устроилась рядом, положив голову ему на плечо, и попробовала пальцами лоб.
– Нет, у меня нет температуры.
– А выглядишь так, будто есть
– Я довольно часто так выгляжу.
– Как ты начал?
– Что?
– Я про траву.
– Тебе это интересно?
– Естественно. Я знаю, что тут в США примерно треть людей пробует марихуану в колледже. А ты?
– Мне в колледже было чем заняться и без этого.
– Ты же знаешь, что это вредно?
– Это самое безобидное из всего, чем я занимаюсь.
– А где ты ее берешь? – вдруг заинтересовалась Ева и даже привстала, опершись на локоть. – Я имею в виду – вы же не очень любите попадать в поле зрения полиции. А если бы ты ходил в обычные места, где травкой можно разжиться, тебя
– Познакомился с человеком, который промышляет всякими сомнительными вещами в том пригороде, где мы бросили якорь. Он не специализируется на этом – по сути, Арчи все равно, чем заниматься, если это дает деньги и это не работа. Он то фальшивую благотворительную акцию устроит, то риэлтерскую контору дутую.
– Он что-то вроде твоего курьера? А за ним не следят легавые?
– Таких Арчи на весь Нью-Йорк – не пересчитать за год, Ева. Пока не попадется на чем-то жареном – не следят. Да и марихуана в нашем штате легальна.
– Серьезно? Это же наркотик!
– Ева, – лейтенант закатил глаза. – Никотин – яд, алкоголь – яд, но они тоже легальны. Интернет – так вообще язва на теле общества. А он легален тем более. Вопрос не в том, что все эти вещи могут, а в том, как ими пользоваться. Я себя периодически чувствую единственным мясоедом на вечеринке веганов. По сути, у каждого свой способ как-то воздействовать на свою психику: кто-то модельки корабликов клеит, кто-то на роликах восьмерки выписывает, кто-то рисует картины. И ни один из этих путей небезопасен, но достается в основном моей траве.
– Чем это рисовать небезопасно-то?
– Я живу в одном квартале с художником. Поверь, все это их созидательное творчество – такая же по сути трава. Они точно так же психуют, лезут на стену, перегорают на работе. Моя единственная проблема в том, что я так не умею – я всегда работаю. Мне интересно работать. Я не стал бы менять возможность работы на любую перспективу. Все прочее не так интересно. Но мозг от этого закипает довольно-таки быстро.
– А ты не умеешь предложить ему альтернативу, – наконец, сообразила Ева. – Ты не умеешь делать с собой сам то, что делает для тебя трава. Ты не умеешь просто расслабиться и подумать обо всем завтра.
– Именно, – с облегчением от того, что не нужно больше искать ускользающую формулировку, кивнул лейтенант.
– Адам, – позвала она после паузы, – если тебе когда-нибудь приспичит кровь из носу покурить, то тут есть окно. И не надо переживать за меня.
– А о ком мне еще переживать? – пожал он плечами. – О Прапоре?
– А он не знает про твое…
– Знает. Но думает, что я не в курсе о его знании. Полагает, что это ужасно и периодически терзается. Видимо, вместо меня, раз я сам не могу.
– А смысл-то от его переживаний?
– Когда всему миру плевать на тебя, то чье-то участие имеет смысл, Ева. По-хорошему только оно этот смысл и имеет…
====== Часть 14 ======
– Что ты делаешь? – с интересом поинтересовался Ковальски, наткнувшись взглядом на сцену, которую с одной стороны не смог сразу же пояснить, а с другой – она в пояснениях не очень и нуждалась. Ева подняла на его голос голову, окинула взглядом, вместившим в себя весь мировой океан скепсиса.
– Крашу ногти, – с достоинством ответила она и, на случай, если скудоумие собеседника простирается настолько далеко, добавила, – на ногах.