Штормовое предупреждение
Шрифт:
– Ради интереса, конечно же.
– Зачем мне, аналитику с высшим физико-математическим образованием, посещать церковь, Адам? Почему это должно мне быть интересным?
– Потому что ты не имеешь собственного опыта, я думаю. Потому, что, выбирая между двумя крайностями: верой и знанием, – имеет смысл ознакомиться с обеими. Уже хотя бы и по той причине, что когда-то они означали одно и то же. А все, что мы знаем сегодня, так или иначе базируется на тех полунаивных скупых данных, доставшихся нам от веками сохранявших их в своих библиотеках монастырей.
Еву, судя
– Никогда бы не подумала, – заметила она, – что услышу от тебя что-то подобное. Ты меня удивляешь, Адам!
– Хочешь, я свожу тебя в одно место? Просто так, ради интереса.
– Я просто разрываюсь между желанием сообщить тебе, что это самое нелепое предложение о свидании, которое я получала, и тем, что вести девушку в храм, а потом в лав-отель – это я не знаю, кем быть надо. Нет, знаю.
– Как мне правильно трактовать сказанное?
– Лучше трактуй сделанное, – последовал однозначный ответ. – У меня было такое настроение, когда хочется готовить еду, так что это твоя доля, – Ева уселась на другой стороне огромной кровати, поджав одну ногу. – Тут блины готовят совсем иначе, и они похожи на оладьи-переростки. Блин должен быть тонким!
– Их едят руками?
– Если хочешь, можно и руками, но я просто еще не успела дать тебе вилку. Извини, но красной икры к ним не прилагается.
– Красная икра – ничто в сравнении с той едой, которую приготовили для тебя.
– Это просто твоя доля, я же говорю. У меня никогда не бывает настроения, чтобы готовить для кого-то. Но ты мой друг, и я считаю, что тебе положены блины.
– Именно это я и имел в виду, – Ковальски получив, наконец, в руки столовый прибор, подцепил свернутый рулетом крайний блин и надкусил.
– Мне нравится, – сделал вывод он.
– Еще бы тебе не нравилось. Человека, который бы не любил блины, не существует на свете.
– К ним прилагается семейная история о фамильном рецепте, переданном тебе бабушкой?
– Не-а. Так все в Сибири их делают, ничего необычного.
– Ева.
– М?
– Помнишь, ты спросила меня, как меня зовут?
– Конечно, помню.
– Тебя не удивило, что я не задал тебе того же вопроса?
– Меня бы удивило, если бы ты его задал. По-моему, ответ очевиден.
– Нет. Твое имя – мягко говоря, нетипичное для тех краев, откуда ты родом. Оно может быть и ненастоящим.
– Тогда мы с тобой очень милая парочка: я придумала имя сначала себе, а потом тебе. Если бы мы жили вместе и решили завести собаку, не могло бы быть двух мнений о том, кто бы ее окрестил.
– Я серьезно.
– Так и я не шучу. Ты бы назвал бедную псину Эвклидом или Гауссом.
– Гаусс звучит неплохо, кстати.
– Вот-вот. Это то, о чем я говорила.
Ковальски сделал выразительное движение бровями, но не произнес ответной реплики, как будто ждал продолжения. Его собеседница вздохнула, а затем подняла на диван и вторую ногу. Устроилась поудобнее, сворачивая из лилового покрывала что-то наподобие небольшого кратера, в центре которого находилась она сама.
– Это настоящее имя, – вздохнула она, – просто неполное.
– И что тогда говорил папа?
– Папа сворачивал газету в трубку, похлопывал ею по ладони и говорил: «Евлампия, угадай, кто сегодня не уйдет из гаража, пока мотор не зафурычит».
– Ев…
– Лампия, да. Моя родня была с придурью. Хорошо, что у меня ленивая команда. Там никого по имени не зовут. Шеф – он просто шеф. Фьюз отзывается на прозвище, Капрал – на звание. Одна я – белая ворона. Точнее белая сова, учитывая мой график.
– Ага. Полярная.
– Точно. Букля. Хочешь письмо из Хогвартса, Адам?
– Я не верю в магию.
– В том-то и твоя проблема.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой бьющий изо всех щелей позитивизм, разумеется. Иногда мне кажется, что ты не веришь в магию чисто номинально, только потому лишь, что не можешь ее для себя — и для других соответственно — пояснить. Просто игнорируешь то, что не вписывается в твою картину мира.
– Я уверен, что любое «волшебное» явление имеет под собой естественное объяснение, и, рано или поздно, оно будет найдено. Не обязательно мной, я не претендую на это.
– Как тебя только еще не задушил во сне ваш милый малыш Прапор…
– Меня куда больше интересует, как то же самое не проделал Шкипер. Он терпеть не может две вещи: когда он чего-то не понимает и когда с ним спорят. А я сочетаю в себе их обе.
– Ты полезный и нужный член его команды, – явственно пародируя интонации Шкипера, с важностью проговорила Ева. – Если бы у него был инстаграм, он бы запечатлевал свою особу на фоне каждой твоей новой изобретенной штуковины. «Сфоткал магнитную пушку, пока она не накрылась, люблю ее» …
– Шкипер и социальные сети? Я даже представить это себе не могу. Не с его паранойей и нетерпимостью. Он от хиппи-то в бешенство приходит, а на что его толкнут современные субкультуры, я и думать боюсь. Начнет отстрел хипстеров в алфавитном порядке...
– Да хипстеры, по-моему, всех раздражают…
– Меня нет.
– Почему нет?
– По здравому размышлению.
Ева всем своим видом выразила готовность слушать и анализировать. Ковальски любил видеть ее такой — да и не только ее, если уж говорить начистоту. Отложив надкушенное угощение обратно в контейнер, он вытер салфеткой руки, зная, что во время пояснений может забыть о том, что они в масле.
– Давай-ка проследим внимательно, – начал он, как будто Ева была его подведомственным классом, которому он поясняет новую тему. – Люди не любят меняться. Люди не любят что-то новое. И особенно люди не любят, когда это новое они не могут взять под контроль. И лучшее, что они могут сделать – это высмеять все новое. Не вникая в суть вопроса, к слову сказать. Смогла бы ты пояснить какому-то совершенно непросвещенному человеку, что это такое – хипстерство? В чем его суть?
– М-м… – Ева честно задумалась. – Внешние признаки точно перечислю.