Штрафной батальон
Шрифт:
— Обойдетесь до более подходящего случая, — отмахнулся Павел. Ему и в голову не пришло придать этой реплике сколько-нибудь серьезное значение.
— Ничего подобного! — с жаром возразил Бачунский. — До более подходящего случая еще дожить надо. Ну-ка, Коля, не стесняйся, выкладывай, что у нас там на торжественный момент припасено.
Не дожидаясь согласия Колычева, Махтуров решительно полез на нары и, развязав вещмешок, стал доставать и расставлять на импровизированном столике банки свиной тушенки, хлеб, бутылку водки.
—
— Вполне, — флегматично ответил Махтуров, убеждая в серьезности своих намерений. — Порядок есть порядок. Пока никого нет, пропустим по сто граммов.
Павел недоверчиво переводил взгляд с одного на другого, словно надеясь, что все окончится шуткой. Но ожидания его были вконец развеяны Бачунским.
— Да ты друг нам или только взводный? — нахраписто подступил он, и Павел сдался.
— Ладно, черт с вами! — сказал он. — Но прежде я вам и другое решение комбата объявлю: вы оба и Шведов назначаетесь командирами отделений. Так что если с кого и причитается, то со всех одинаково.
— Брось подыгрывать! — не поверил Бачунский. Павел молча протянул ему выписку из приказа.
— Бачунский! — отыскав в списке свою фамилию, со смешанным чувством изумления и недоверия прочел тот. — Командиром первого отделения. Махтуров — командиром второго отделения. Слышь, Николай, в самом деле — на, глянь!
Перечитав строки приказа, Махтуров, не задумываясь, выгрузил из мешка все, что намеревался было оставить про запас.
— За такой приказ, братва, не грех и двойную наркомовскую норму принять.
Павел промолчал.
— Принято! — торжественно объявил Бачунский. — Заодно возблагодарим и ртищевских спекулянтов, позаботившихся о наших желудках. Хотя вся моя наличность плакала в их кошельках и платочках. Даже на махру не осталось! Ерунда! До фронта всего ничего осталось — дотянем!
— Перебьемся! По горбушке на брата старшина обеспечит, а кипяток на каждой станции бесплатный.
Разлили водку по кружкам.
— За что выпьем?
— Предлагаю за то, чтобы все хорошо у нас впереди было, чтобы снова не только гражданами, но и товарищами для всех стать.
— За дружбу!
— За дружбу! — клятвой отозвался звяк воедино сведенных кружек.
— Откровенно, ребята: рад доверию, горжусь, — признался Бачунский спустя некоторое время. — Верят, значит, что хоть и виноватые мы, но люди, были ими и остаемся. Вроде как при тифе: пока болеешь — заразный, а подлечился — опять здоровый.
— Ну, что касается здоровья, то обижаться не на кого — сами у себя его отняли, самим и возвращать, — насупленно возразил Махтуров.
— С чего ты взял, что я на кого-то обижаюсь? — задетый его укором, спросил Бачунский. — Нисколько. Я не оправдывать себя хочу. В конечном счете одинаково: живы останемся, значит, вину искупим, погибнем — тоже судимость снимут
— Это ты верно заметил, — поддержал Павел, — чтобы и совесть, и документы… без скидок!
Ложка, которой он потянулся к тушенке, так в банке и застряла: снаружи послышался приближающийся многоголосый говор. По-видимому, возвращалась с базара группа штрафников.
— Шабаш, ребята! Прячь бутылку и кружки!
В вагон шумной ватагой ввалилась большая группа солдат, среди которых были Шведов и Кусков.
— Так-так! — многозначительно произнес Шведов, подозрительно оглядывая друзей и принюхиваясь к воздуху. — Значит, есть повод? — Но вдаваться в подробности предусмотрительно не стал.
— А ты бы подольше шлялся по базару! — огрызнулся Бачунский. — Собственно, с тебя тоже причитается.
— За какую провинность — если не секрет? — в обычной своей дурашливо-ироничной манере полюбопытствовал Шведов.
— За производство в отделенные!
Новость была воспринята Шведовым бесстрастно, по крайней мере внешне.
— За что же к нам такая немилость? — напуская на себя еще больше шутовской глубокомысленности, вопросил он и насмешливо пояснил: — Ведь пуще всех печалей нам барский гнев и барская любовь.
Окружающим так и осталось неясным, действительно ли безразлично отнесся он к своему назначению командиром отделения или привычно спрятал чувства за завесу напускного равнодушия и небрежения.
— Кстати, гражданин взводный, вам бы сейчас очень не помешало находиться на базаре. Там наша шатия-братия устроила такой грандиозный шухер, что для наведения порядка прибыл сам комбат во главе комендантского взвода.
— Что там творится! — перебивая Шведова, подхватил Кусков. — Вай-вай-вай!! Шум, гам и дым коромыслом. Как саранча, по базару прошлись. Сначала вроде как положено, за деньги, потом как стали хватать все что ни попадя. Настоящая грабиловка. С милицией сцепились, лейтенанта одного избили… Комбат сейчас всех разгоняет, человек двадцать арестовал и в КПЗ при вокзале посадил. Будут теперь дела. Може, из наших тоже кто попался…
Тут в голове эшелона тревожно и протяжно заревел паровозный гудок. Дело, вероятно, и впрямь принимало нешуточный оборот.
— Ну, держись теперь! — обреченно обронил сзади Баев.
У Павла от недоброго предчувствия сжалось сердце.
Минут через пять эшелон потихоньку тронулся. Со всех сторон, россыпью, перемахивая через станционную ограду, неслись к нему штрафники с мешками и свертками в руках, на ходу запрыгивая в теплушки. Машинист нарочно придерживал пары, чтобы отставшие могли догнать состав.