Штык и вера
Шрифт:
Ночь, двое стоявших у окна в пустом классе и тишина, подчеркнутая изредка доносящимися снизу голосами.
– Что вы молчите, барон? – первой нарушила затянувшуюся паузу девушка.
– Наслаждаюсь звуками вашего голоса, – признался Раден.
– Я, кажется, ничего не говорила, – с легким смешком напомнила Ольга.
– Я не вообще, я сейчас… – Давно гусар не был настолько смущен. Он даже стал больше косить от своего смущения, чувствовал это и смущался еще больше. На этот раз – своего вида.
Барон вновь умолк. Приходящие в голову слова казались банальными. Другие – излишне откровенными, способными
– Я сегодня, кажется, убила человека, – неожиданно призналась Ольга. – Выстрелила из винтовки, а он упал. Тогда ничего не думала, грохот, свист пуль, а сейчас вспомнила и… Он же был живым!
– Все погибшие когда-то были живыми.
– Но этого сразила я!
Барон вздохнул. Кадровый военный, он был далек от подобных переживаний.
– Вы определитесь, Ольга Васильевна. Одно из двух – или никаких мыслей о свершенном, или стрелять не надо вообще. Да и запомните: в бою на той стороне людей не бывает. Есть враги, которых надо уничтожать всеми средствами. Вы сами доказывали нам, что ни в чем не уступаете мужчинам, а теперь… Только не подумайте, будто я призываю вас к чему-то. То есть нет, призываю, – поправился ротмистр, – но к одному. Подумайте, нужно ли вам это? Доказательства вашей доблести, попытки сравняться с солдатами. Зачем?
– Вы спрашиваете зачем? – с оттенком горечи произнесла Ольга. – Скажите, барон, вы мечтали когда-нибудь? Я говорю о мечте, а не о желании. Желания есть у каждого человека.
– Мечты, наверно, тоже, – не согласился Раден. – А я… Разумеется, мечтал. В корпусе и училище мечтал поскорее получить золотые погоны, мечтал о встрече с государем. Наконец, на войне мечтал о победе.
– Ваши мечты были вполне реальны, – вздохнула Ольга.
– Только моя последняя мечта осталась неосуществленной, – горько заметил барон.
Девушка словно не слышала его. Она сейчас пребывала в плену собственных мыслей и не нуждалась в собеседнике.
– Когда началась война, я очень пожалела, что родилась не мужчиной. В первый же день дядя добровольно надел мундир, ушли на фронт многие знакомые, а нам оставалось только ждать их возвращения. Кто-то отдавал жизнь за государя и родину, совершал подвиги, делал нужное дело, для меня же все оставалось почти по-прежнему. Те же уроки в гимназии, тот же дом – словом, все, словно не было войны. Мне так хотелось сбежать, поступить в какой-нибудь полк, но кто бы меня принял? Даже переоденься я в мужской костюм, никто бы не поверил, что перед ним юноша.
Девушка сделала короткую паузу, и барон не выдержал, вставил то, что было на сердце:
– Разумеется, с вашей красотой… – и едва не поперхнулся, испугавшись возможной ответной реакции.
– Не надо, барон, – попросила девушка. – Я не хочу…
– Простите, Ольга Васильевна.
– А война все шла и шла, – не замечая извинения, продолжила Ольга. – Все больше знакомых появлялось на страницах газет с надписью: «Они отдали жизнь за Родину». Казалось, этому не будет конца. И тогда я стала учиться. Да, меня никто не примет, но если суметь доказать, что я не хуже других владею оружием, умею ездить на коне, выдерживаю физические нагрузки? Все свободное время мы с подругами тренировались, готовились, а едва закончилась гимназия, еще и работали в госпитале, ухаживали за ранеными, помогали
Продолжить Ольга не успела. Где-то далеко часто залаяли пулеметы, и прошлое уступило место настоящему.
– Слышите? – напряглась Ольга.
Как будто этого можно было не слышать!
– Где стреляют? – Раден пытался сориентироваться, однако сразу это ему не удалось.
– По-моему, у вокзала.
– Значит… – договаривать ротмистр не стал.
И не имело особого значения, кто вторгся в ночной город: знакомый Горобец или неведомые деятели из Рудни. Важным был лишь факт, что отряд опоздал, не подоспел вовремя, и теперь предстояло как-то продержаться имеющимися силами.
Формально сил было много, на деле – вот эта школа с сотней юношей да с десятком прибившихся офицеров.
Или вновь воспользоваться талантами не успевшего уехать Всесвятского, попробовать убедить запасных вступить в бой? Хорошо хоть, что Ольга здесь, а не в городе!
– Извините, я к подполковнику. – Какие бы чувства ни испытывал Раден, долг звал его побыстрее занять свое место в общем строю. – И ради Бога, Ольга Васильевна, будьте осторожнее. Смелость не в том, чтобы лезть под пули…
Хотелось сказать еще многое, не менее важное, да не было времени…
– Продержаться мы продержимся. Но что будет с городом, господа?
Вопрос Мандрыки заставил большинство присутствующих потупить взоры.
В кабинете начальника школы на скорую руку собрались почти все офицеры, кроме тех, кто сейчас командовал приготовившимися к бою юнкерами. Были тут и граждане правительства. Вовремя уехать не успели, теперь же и не хотели никуда уезжать.
– Боюсь, городу мы ничем не поможем, – твердо произнес сидевший рядом с Мандрыкой Сухтелен. – Вести на улицах ночной бой имеющимися силами бессмысленно. Неизбежно потеряем связь друг с другом, а затем…
– Если бы удалось поднять запасных… – без всякой уверенности проговорил Кузьмин. – Да куда там!
Взгляды офицеров поневоле сосредоточились на Всесвятском. После первых же выстрелов глава правительства утратил значительную часть былого лоска и сейчас сидел так, словно старался превратиться в невидимку.
– Даже если бы удалось их поднять, пока приведем в человеческий вид… Вы же сами видели, какой это контингент, господа, – возразил Сухтелен.
– Но против нас всего лишь банда… – раздался голос Вагина.
Он сидел в заднем ряду и время от времени с надеждой смотрел на Всесвятского.
– И запасные – такая же банда. А по боевым способностям – еще хуже. Банда хоть подчиняется главарям, – безжалостно отрезал Сухтелен.
Его слова прервал короткий стук в дверь, и выросший на пороге юнкер доложил:
– Господин полковник! К вам посланник от Шнайдера!
Глаза юнкера были слегка обалдевшими, и через секунду остальные поняли причину этого.
Посланник оказался посланницей, настолько притягательной, что многие из присутствующих едва не забыли о цели короткого совета.