Шум бури
Шрифт:
Шум ещё не утих, когда Мишура услышала эти слова, и через полуоткрытое окно смотрела наружу. Челемет ударил палкой по перилам крыльца:
– Чтоб ему мои горести аукнулись! Пусть со мной не согласится великий бог, если мои старческие дни не отравлены.
Челемет вернулся в свою комнату.
Мишура закрыла окно и села на своё место. Взгляд упал на кровать, и ей вспомнилась та ночь, когда её похитили. Она спала тогда вот на этой самой кровати, а похитители влезли в это окно. Пока жила в лесу с Цараем, привыкла к той лесной жизни, но с того дня, когда она вернулась в село Каражаевых, в её сердце вступили в схватку две ядовитые змеи. Вокруг неё вились прежние девичьи занятия. У фамилии не было
– В какой же проклятый день я родилась, под каким несчастным солнцем я живу. Чем такая жизнь, пусть уж лучше наступит конец всем моим бедам. Что моя жизнь? Что видела, лучше этого уже не увижу. Для своей фамилии я чужая. Вернётся Царай или нет - неизвестно. Мои подружки в разных городах живут в светлых, тёплых, уютных квартирах и наслаждаются жизнью... Куда? К Цараю или обратно к своей фамилии? К Цараю не пойду, он меня погубил. К фамилии уже не пристану. Жалко умирать напрасно...
Занятая этими мыслями, Мишура вдруг заметила, что на дворе уже вечер, а Куцыка рядом нет. Она встала и зажгла лампу. Вышла во двор, поглядела по сторонам, но Куцыка нигде не было видно. От дневной ссоры мальчик испугался так, что не осмеливался выползти наружу через дыру в стене. Мишура зашла в огород и принялась искать его по углам, время от времени подавая голос:
– Гуци, ты где? Не бойся... Выходи.
Куцык, набравшись храбрости, вылез из дыры в стене под домом и ухватился за руку матери. Так они и вошли в комнату.
Когда Мишура при свете лампы взглянула на сына, то сильно перепугалась: на лице мальчика затвердела кровь, и его сверкающие глаза испуганно глядели на кружочки крови.
– Что с тобой случилось, Гуци?
– Мурат ударил меня камнём по голове, и я тогда его поколотил хорошенько. Потом все за мной погнались и мне пришлось спрятаться.
– Покажи, где у тебя рана на голове?
– Здесь, - ответил мальчик и пальцами руки стал искать рану прямо надо лбом в волосах. Найдя мокрое место, он протянул к матери вымазанные в крови пальцы:
– Вот.
– Сядь вон там, моё солнышко, - показала Мишура на низенький стул. Сама торопливо вышла из комнаты и вернулась с тазиком с тёплой водой. Она остригла ножницами Куцыку все волосы вокруг раны, затем, омыв повреждённое место, сделала перевязку.
Мальчик поужинал и сразу лёг на кровать. Уснул. Мишура присела рядом с ним и потихоньку плакала, потом тоже легла. Как только она опустилась на кровать, сон куда-то пропал, и всякие мысли стали приходить на память.
Картины жизни перед глазами Мишуры сменяли друг друга. Вспомнилось то время, когда она была девушкой. Вспомнила тех, кого ей довелось любить, а затем тех, кто любил её. Весёлая, гордая, сытная жизнь сменилась лесной жизнью. Тут глаза её увлажнились. Мишура уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Каждая её слезинка пылала синим пламенем досады. Слёзы обжигали щёки. Иногда человек находится в таком душевном состоянии, что либо смеётся, либо плачет. Смех или плач тогда бывают нескончаемыми. Над чем человек смеётся или плачет, он и сам не понимает, а причина забывается. Точно в таком положении была и Мишура. Она плакала, исходила жгучими слезами, и про себя проклинала тот день, в котором явилась на свет.
Куцык закашлял. Мишура тут же вспомнила про своё дитя. Встала. Накрыла одеялом Куцыка. Она стояла перед кроватью сына и глядела на его спящее лицо. Нагнувшись, Мишура поцеловала ребёнка в щёку. Вернулась в свою комнату. Легла. Тут же вспомнила, как вечером искала Куцыка. Припомнила слова своего отца Челемета, и у неё опять сжалось сердце. Она вновь поднялась с постели и, встав возле мальчика, начала говорить слова, которые шли изнутри и были изжарены на большом огне горечи:
– О мой милый, о моё дитя, что мне сделать для тебя, ты никому не нужен. Тебя называют волчьим отродьем, моё сокровище. И мать, и отец, и всё село тебя не любят. Но ты же никому ничего плохого не сделал, почему тогда так? Спи, спи, мой маленький волчонок, может быстрее вырастешь, может скорее встанешь на ноги.
Она закутала его одеялом, поцеловала в щёчку и вернулась в свою комнату. Мишура ещё долго ворочалась в кровати, но в конце концов уснула. Даже во сне она слышала, что ей говорила её мать:
– Этого волчонка надо куда-то деть, моё солнце, и ищи своё счастье. Ты ещё не стара, об этом и говорить нечего, что ты не найдёшь себе хорошую жизнь. Сердце матери мягкое, уши матери слышат всё, когда речь идёт о её детях, и я тебе сообщаю о желании представителей нашей фамилии. Они хотят вот что. Волк с войны не вернётся. В чужом краю он, принесший тебе столько бед, найдёт свой конец. Ты его не жди, да и не стоит он этого. Больше я ничего тебе не говорю, но запомни, дитя моё: мать своей кровинушке плохого не пожелает. Я даю совет, в котором ты нуждаешься. Послушайся меня.
Слова матери шли откуда-то к её сонным ушам, и ответ давало неустанно бьющееся сердце, а давало потому, что плотно сомкнутые губы не шевелились. Бывает так, что ответ дают губы, а сердце остаётся спокойным, но сердце Мишуры ломало стенки груди, и шум его можно было разобрать из слов:
– Ты говоришь: "Мать своей кровинушке плохого не пожелает". Хорошо. Ты мне плохого не желаешь, потому что я твоё дитя. Ну, а я что должна делать? Тот, кого ты называешь волчонком, это моё дитя. Разве я могу пожелать своему детёнышу плохого. Разве это будет правильно? Как мне быть? Фамилия - против меня. Мать и отец - против меня. Сельчане - против меня. Против меня и маленького Куцыка. Трудно жить. Как быть дальше?
Устав воевать с матерью, Мишура повернулась на другой бок. Спустя немного времени в памяти её всплыл голос отца. Он как будто стоял на крыльце и стучал палкой по перилам:
– Когда же мы избавимся от свидетельства нашего позора, от нашего волчонка. Не выносит уже моя душа слышать упрёки фамилии! Хватит, хватит смотреть на свидетельство нашего позора.
Мишура не раз и не два слышала прямо эти слова и вот теперь довелось услышать их даже во сне. Она повернулась на другой бок и сразу перед глазами возникли соседские женщины, которые переговаривались друг с другом через плетень:
– Подождите, подождите, вот волчонок подрастёт, так он у вас даже ни одной курочки не оставит!
– Ха-ха, правильно говоришь, Фатима. Пока он не больше дохлого лисёнка, а наших сельских детишек в покое не оставляет. Но что же будет, когда он подрастёт, чтоб ему это не удалось.
– Что будет? От волка рождается волчонок, от оленя - оленёнок. Станет, как отец, паршивым волком, кем же ещё?..
Перед глазами вставали недобрые взгляды, оскорбительные выходки соседских старух, и Мишура заплакала во сне. Уже потом ей показалось, как будто огромная ядовитая змея обвилась вокруг её шеи. Сдавила горло, и она стала тяжело дышать. Мишура откинула одеяло и спрыгнула с кровати, держась руками за горло. Проснувшись, она огляделась по сторонам. День цедил свой жидкий свет через щели окна в комнату Мишуры. Где-то ещё один ленивый петух хлопал крыльями, и сиплым голосом сообщал селению весть о том, что свет опять прокрадывается к склонам гор и к впадинам.