Шут и его жена
Шрифт:
Мик привык полагаться на волю Создателя, который так причудливо сплёл его жизнь, что и вовек не придумаешь, что там впереди, за поворотом.
На улице шёл снег. И ещё мороз, который сразу прошиб до костей. В одной рубахе недолго было и замёрзнуть. Он выбежал с чёрного хода почти к сараю и заоглядывался. Куда идти дальше. И вдруг ему послышался сдавленный крик. И сердце сразу забилось быстрей. Он узнал бы голос Нири из тысячи. Вот почему он бросился сюда, не разбирая дороги — с Нири приключилась беда. А его жизнь так тесно переплелась с её, что он уже ничему не удивлялся.
Мик бросился к сараю, откуда слышался крик. Музыка и пьяные выкрики заглушали все остальные звуки. И всё же самое главное он расслышал. Дверь сарая была распахнута настежь. И то, что он увидел заставило его покрепче перехватить сковородку.
Огроменный верзила нависал над Нири, вжав её в стену. А она отбивалась. Ярость застила Мику глаза. Он никогда и ни к кому не испытывал такой ненависти. А этого человека ему хотелось уюить, уничтожить, так чтобы он кровью расплатился за то, что посмел приставать к Нири.
Он медленно и неслышно, стараясь, чтобы воин его не заметил, подкрался к нему и быстро опустил ему сковородку на голову. Раз. Потом ещё раз и ещё. Воин набитым кулём свалился к его ногам. Мик тяжёло дышал. Перед глазами плясали яростные искры. Ему хотелось уничтожить этого воина. Нет, даже не воина, чудовище, которое посмело приставать к беззащитной девушке!
И всё-таки он осторожно опустил сковородку и сделал несколько шагов к Нири. Но она, словно слепая вытянула вперёд руки:
— Не подходи! — И будто отталкивая его. Она вся тряслась как в лихорадке. Наверное, Нири не узнала его в этой полутьме. Или может посчитала таким же чудовищем. И это было бы для него в сотню раз больнее, чем получить побои от князя.
— Нири, это я, Мик, — Произнёс он тихо и медленно. Но она не реагировала. Только вздрогнула всем телом, когда он сделал ещё пару шагов. А ему так до безумия хотелось прижать её к себе, утешить, сказать, что если надо он всегда будет рядом, будет её защитником, будет спать у её порога, лишь бы с ней ничего не случилось.
Но как назло мысли путались и Мик, проклиная своё косноязычие смог выдохнуть только:
— Нири, я никогда не причиню тебе зла! Не бойся! — И шагнул к ней.
И тут она опустила руки и разрыдалась.
Мик прижал её к себе осторожно и бережно, так, чтобы не напугать. Но она доверчиво прильнула к нему и он забыл даже, что стоит в одной рубахе на морозе рядом с воином, который без сознания валяется на земле.
Несколько секунд они стояли так. Всего мгновенье. Мик чувствовал, как колотится сердце у Нири. Эх, если бы он был поэтом, а не шутом, сколько бы красивых слов подарил он ей. Но на ум ничего не шло. И только когда раненый воин застонал, приходя в себя, Мик подхватил сковороду, взял Нири за руку и тихо произнёс:
— Пошли в комнату.
Они зашли через чёрный ход. Нири спотыкалась и едва шла, ен видя ничего от слёз, а Мик молился, чтобы его не хватились.
В комнате было уже прохладно и он сначала подбросил дров, уложив несчастную сковороду на пол, а потом повернулся к Нири. Она так и стояла, словно оглушенная посреди комнаты.
— Всё хорошо, — тихо сказал Мик, повернувшись к ней. — Всё уже прошло. Надо это всё забыть, — и улыбнулся. А у самого при слове «забыть» в груди разгоралась ярость. Сам то он не забудет, не сможет. Он представив на секунду, что было бы не успей он вовремя и в груди заворочалось что-то дикое и чужое.
— Я… Я не могу, — всхлипнула вдруг Нири. А потом снова зарыдала.
— Поплачь, — тихо произнёс он и шагнул ближе, так чтобы оказаться рядом, чтобы снова прижать её к себе, чтобы не напугать, не оттолкнуть. — Это помогает.
А сам осторожно снял с неё шубу и усадил на кровать и присел рядом.
— Я боюсь, — всхлипывала Нири, пряча лицо в ладонях. Такая невозможно красивая, что смотреть больно. Косы растрепались, волосы обрамляли лицо. Ей бы подошла княжеская одежда и самое красивое платье, а не вот это всё, что он может ей дать. Нет уж. Его удел — быть спутником, защитником, помощником и отсутпить, уйти в тень тогда, когда будет нужно.
И Мик смирился, пытаяьс надышаться этой красотой.
— Тихо. Тихо. Всё хорошо, — Он шептал какие-то глупости, поглаживая её по спине, а потом взял свирель и начал наигрывать какую-то простенькую мелодию. Сначала тихо, а потом всё громче и громче.
Нири
Когда Мик заиграл что-то страшное и чужое постепенно стало её отпускать, а липкий страх, казалось, засевший глубоко у неё внутри, постепенно начал уползать прочь. Всё было хорошо. Она вдруг это осознала. Мик рядом. Он успел. Он снова спас её, в какой уже раз. И это спасение было ей намного дороже, чем спасение просто из лап смерти, которая забирает с собой незаметно и убаюкивая.
Она потихоньку перестала всхлипывать и повернулась к Мику. Он прислонился спиной к стене, как было уже ни раз. И что-то наигрывал. То печальное, то весёлое, обрывки каки-то мелодий. Нири смотрела на его лицо, освещённое отблесками огня и словно наяву слышала: «Я никогда не причиню тебе зла». И его взгляд, было в нём что-то такое, что помогало забыть грубые руки этого воина, забыть и не помнить, то, что благодаря Мику не случилось.
— Что ты играешь? — Тихо спросила она, прислушавшись. Мелодия уводила за собой, заставляя забыть, что это всего лишь свирель.
— Не знаю, — Мик улыбнулся. — Что то слыжал от захожего барда. И наиграл на память. Там была очень красивая баллада про цветок, растущий в горах и про воина, что ради красавицы-любимой вызвался сорвать этот цветок и погиб, так и не добравшись до него. Жаль, я не помню слов, а том ог бы напеть. — Мик нахмурился.
— Ты очень красиво играешь, — Нири смотрела на него, зачарованная свирелью и его словами.
— Я рад, что тебе нравится.
Она не знала, сколько ещё так просидела, слушая игру Мика и наблюдая за отсветами огня от горящих поленьев на стене. А потом зевнула. Очень хотелось спать после тяжелого дня. А ещё Нири до дрожи боялась кошмаров. Всё чудилось, что стоит закрыть глаза и перед ней как воочию встанет этот изуродованный шрамами воин с наглой ухмылкой.