Шут и его жена
Шрифт:
Надо было что-то делать. Мик вынурнул из толпы, которая, видимо, наблюдала за приготовлениями к сожжению ведьмы и бросился к Нири, которая с ужасом смотрела на несчастную женщину. Мик готов был поклясться, что эта женщина — ни в чём не виновата, просто встала кому-то поперёк дороги. Колдуны они другие. Откуда он это знал, он не помнил, но знал. А ещё при мысли о колдунах пахнуло жутью. Нет, она не ведьма. Но надо что-то делать. И быстро, если получится.
Он быстро передал Нири то, что узнал от крестьянина. Она с ужасом воззрилась на него.
— Надо что-то сделать.
— Слушай, — зашептал он. — Ты встань с лошадьми возле неё, так чтобы с площади её не видно было. Сейчас на неё и не смотрят. Я попытаюсь перерезать верёвки. Потом ты берёшь её, я мальчик и скачем отсюда.
— Хорошо. — Нири сжала губы. Ей было страшно.
Мику, по правде говоря, и самому было страшно. Страшно представить, что будет, если их поймают. Но оставить умирать несчастну женщину он не мог. Хорошо, что её не охраняли. Решили, видимо, что не найдётся сумасшедшего, который решится освободить ведьму. Так. Всё. Пора.
Мик кивнул Нири. Она пошла вперёд, ведя лошадей в поводу, а он пригибаясь за ней. Творец, главное чтобы всё получилось!
Он пригнувшись мышкой юркнул к этой женщине. Она с трудом подняла на него глаза и снова опустила. Ни проблеска надежды. Видимо, она уже смирилась со своей участью и ни на что не рассчитывала.
— Вы ведьма? — Мик нагнулся к ней, чтобы перерезать верёвки и не нашёл ничего лучше, чем спросить.
— Нет! — Горячо зашептала она в ответ. — Нет! Меня оболгали! Умоляю, спасите моего сына! Они сожгут и его! Пожалуйста! — И она кивнула на мальчика, который с плачем: «Мамочка!» придался к ней.
Даже не себя просит спасти, а сына. Мик хмыкнул и дотронулся кинжалом до верёвок на руках. Холодная сталь коснулась кожи. Женщина вздрогнула, а Мик зашептал.
— Так. Сейчас я перережу вам верёвки. Берёте лошадь и садитесь на неё с сыном.
— А вы? — Она подняла голову. В глазах плескался страх и недоверие пополам с надеждой.
— А я разберусь.
Лучше им действительно ехать на одной лоашди, а им с нири на второй. Точнее убегать. Мик понимал, что обозлённый народ обратится на него и тогда ему не будет пощады. Но он надеялся до последнего, что успеет.
Острый кинжал моментально справился с верёвками. И тут произошло сразу несколько событий.
— Смотрите! Ведьма убегает! Держите её!
К ним бросились люди. Нири затравленно огляделась. Женщина застряслась в ужасе. У них было всего несколько секунд. Он буквально закинул сначала её, потом сына на коня, кинул ей поводья и хлестнул лошадь по крупу.
— Бегите!
Ей не потребовалось повторять дважды. Женщина пришпорила коня и бросилась прочь из селения. А Нири уже сидела верхом. Подала ему руку и не успела. Крестьяне бросились к нему, повалили на землю.
— Это он! Он помог сбежать ведьме! На костёр его!
Его потащили к центру площади и Мик уже понимал, что ничего хорошего там не увидит. Толпа слепа. И кажется, ей очеень не понравилось, что он освободил эту женщину, лишил народ развлечений. Но он не печалился. Понимал, что верни всё назад и поступил бы так же.
— Мик! — До него долетел отчаянный крик Нири. Он бы сказал ей, чтобы она не грустила. В жизни слишком много всего хорошего, чтобы грустить. Даже если его жизнь, кажется, пришла уже к своему концу. Вот только не смог ничего сказать. Толпа оттеснила его от Нири.
Через пару мгновений он оказался в самом центре площади возле невысокого помоста. А на нём уже стоял столб и куча дров под ним. Сразу ясно, для какой цели его приготовили. Да, кажется, его жизнь здесь закончится. Он хмыкнул и даже улыбнулся. Страха не было. Да, Нири жалко. Но Творец сохранит её. А он… Он будет умирать счастливым, зная, что в его жизни была даже любовь. С ума сойти — шут и любовь.
Кому-то, видно, не понравилось, что он улыбнулся.
— Эй, ты что скалишься?! Не вздумай тут колдовать!Небось пособничек вдеьмы! — И какой-то здоровенный мужик заехал ему сапогом по лицу. Мик не успел даже увернуться. От боли потемнело в глазах, по рассечённой губе потекла кровь.
— Мик! — Снова отчаянный крик! Он дёрнулся, но его держали крепко, повернул голову, чтобы увидеть чуть в стороне Нири. Её держали крепко. А она отбивалась. — Он не виноват! Слышите! Да пустите же меня!
Если бы он мог, сказал бы ей, что не надо так убиваться. И что вообще не надо ей смотреть на всё это. Пусть уезжает! Но крики толпы заглушали его голос. И Мик мог только смотреть, как держат Нири.
А толпа бесновалась.
— На костёр! На костёр! — Скандировали люди. Им хотелось крови и зрелищ. Такие же, как и придворные, охочие до развлечений и чужой боли.
Его больно толкнули и втащили на помост, поставили спиной к столбу. Мик попытался вырваться, но его держали крепко. Только кулаком получил по рёбрам. Перед глазами плыли чёрные точки, в ушах шумело. Мир виделся расплывчатым и размытым. Он попытался улыбнуться окровавленными губами. Улыбка вышла кривая. Встретить смерть с достоинством? Да, пожалуй, другого ничего больше и не осталось.
Верёвки вязали на совесть, так что Мик перестал чувствовать руки.
— Я не виновен, как и та женщина, что вы назвали колдуньей, — всё-таки попытался сказать он. Но где толпа и где правосудие? Нет его. Не в этой деревне точно.
— Если чист и не виновен, выживешь, — только хмыкнул крестьянин в ответ на его слова. Ну да, конечно. Дудки это всё. Кто может назвать себя чистым и невиновным? Он слышал про Божий суд. У князя Литара тоже была такая забава. Только он топил, а не сжигал. Если человек невиновен — выйдет сухим из воды. Ясно дело, что никто не выходил.
Мик поднял голову вверх и посмотрел на небо. Наверное, это его последние минуты. Но страха не было. Смерть предстоит всем. И смерть на костре ничем не хуже смерти в темнице, например. Конечно, он сделал не всё, что мог. Не всем помог. Да что там, он вообще был бесполезен, пожалуй. И вся его жизнь красной нитью протекла лишь для того чтобы встретить и защитить Нири. А теперь ей, пожалуй, не нужна защита. Она уже в своей стране и скоро встретится с дядей. А значит всё хорошо.