Шут и слово короля
Шрифт:
— Если ты про то, не собрался ли я умирать, то нет, мне еще не время. Я хочу дождаться… кое-чего хочу дождаться. Ты не волнуйся обо мне, мальчик. Наверное, разговаривал с Сарталем? — он усмехнулся, — нашел, кому верить. А лихо получилось с девчонкой. Надо же, красотка-циркачка — дочь Сарталя! Я в восторге. Не сомневался, что она рано или поздно заполучит старину Якоба, но чтобы так все вышло! Все-таки жизнь удивительная вещь. Вот там стул, сядь. Нам нужно поговорить.
Эдин сел на указанный стул, теперь от Графа его отделял узкий и длинный стол.
— Ты не ожидал встретить меня здесь?
— Да, Граф, не ожидал. Я думал — вы позовете, и я приду…
— Пустяки. Так проще. Разве королевский замок принадлежит королю? Вряд ли Герейн за всю свою жизнь был в этой комнате. И здесь есть немало дверей, ему неизвестных.
— Наверное, я не хотел бы быть королем, — заметил Эдин тихо.
На Герейна он точно походить не хотел бы. Ни в чем.
— А почему? — удивился Граф. — Этого многие хотят, но мало кто может…
— Он не свободен и зависим, несмотря на то, что наделен самой большой властью. И даже его замок — не его. А у меня будет дом, в который никто не войдет без моего ведома.
— Гм, — старик смотрел на него, улыбаясь, — ни один король тебя не понял бы. И мало кто волен выбирать судьбу. Кому-то дано одно, кому-то совсем другое. А полная свобода и независимость — я не знаю, есть ли она вообще. Зато я знаю про высокие стены из долгов и обязанностей, и деться от них некуда.
— Это грустно, Граф.
— Мальчик, это жизнь. Чем больше тебе дано, тем выше стены. Свободнее и независимей всех бродячие нищие, и то в городах им не позволят просить милостыню где попало. К тому же они и уязвимей всех. Ты им не завидуешь?
— Нет, Граф.
— Я тоже — нет.
Граф поднес к глазам ладонь и долго смотрел на нее. Эдин ждал…
— Как считаешь, мои руки чисты?
— Граф?..
— Нет, мальчик. Они не чисты. Чистые руки у тех, кто ничего не делает. Самая чистая совесть у них же. И еще у тех, от кого мало что зависит. У первых министров не бывает чистых рук и чистой совести. У королей тоже. Вот если бы я прожил жизнь праведником в монастыре, предоставив Всевышнему разгребать дела этого мира чьими-нибудь другими руками, я умер бы с мыслью, что чист перед ним. А так — я не знаю, насколько я чист, а насколько грязен. Это Ему решать, — он закашлялся и потянулся за стаканом, который Эдин поспешно подал.
— Но я виноват, — глотнув воды, продолжал Граф, — я много раз виноват, и этого не искупить, даже если я хотел бы. Я о многом сожалею. Я поступил так, как смог, как сумел — на тот момент. Многие вправе ненавидеть меня. Многие, мальчик! Все палки о двух концах. Нельзя быть хорошим для всех. Что для кого-то хорошо, для другого очень плохо, справедливость для одного может больно ударить других невинных. А дело короля — решить, какую из многих справедливостей он предпочитает. Это так. А я… сожалею, верно. Но не раскаиваюсь. В целом я доволен тем, что вышло.
Он прикрыл глаза.
— Что вас беспокоит, Граф? — решился спросить Эдин.
— Беспокоит? — еле заметная улыбка мелькнула на тонких губах старика. — Ничего. Меня больше ничто не беспокоит, мальчик. Теперь ты будешь решать… все. Как захочешь, так и будет. Твое время уже началось. Только помни, что многие решения можно принять только один раз.
— Я? О чем вы, Граф?..
— О тебе. Скажи, как ты относишься к королю? Мне любопытно.
Эдин не сразу, но ответил:
— Иногда мне кажется, что я его ненавижу. Он слаб, недальновиден, он плохой король. Из-за него несчастна Аллиель. И вы, Граф…
— Понятно. А к принцу?
— Он жалок, пожалуй. По-моему, не слишком умен. И не добр. Надеюсь, ошибаюсь.
— Хм. А королевы — Астинна, Кандина? Как они тебе?
Эдин опять ненадолго задумался.
— Королева Астинна, пожалуй, мне нравится. Несмотря на то, что это она нашла жениха Аллиель. И мне ее немного жаль. Королева Кандина мне нравится еще больше, потому что… — Эдину расхотелось углубляться в детали, и он закончил шутливо, — может, мне ее пироги понравились?
Граф рассмеялся, уронив голову на спинку кресла. Вообще, с каждой минутой его взгляд все больше теплел и оживал, Эдину это нравилось.
— Насчет короля, — сказал Граф задумчиво, — это мне есть за что его не любить, и то счеты между нами закрыты. Он неплохой человек, не злой, заботится о семье и о стране, как умеет. А ошибки — все их делают. Его старший брат, погибший в юности, на мой взгляд, был более сметлив и решителен, и чуть более безрассуден, как я считаю. И больше нравился Элвисе, которая в то время была его невестой. Зато Герейн влюбился в нее с первого взгляда. Как будто вчера это все было. Канту девятнадцать, Герейну семнадцать… Мальчишки.
— И что?.. — Эдину хотелось продолжения.
— Ничего, — качнул головой Граф, — я говорю — мальчишки. Они ссорились, но всегда стояли друг за друга. Чаще отношения между принцами всерьез портятся потом, когда один из них становится королем. А принц Эрдад… Он еще молод.
— Да, Граф, — согласился Эдин.
На старика просто накатили ностальгические воспоминания. Возможно, королева Кандина была бы ему лучшим собеседником.
Эдин решил, что стоит, наконец, поговорить о важном.
— Как мне быть, Граф? — начал он. — Как мне избавиться от барона Лажана и получить руку Аллиель? Что мне делать, Граф?
— Да, кстати, я хотел тебе сказать: в Галлат пришла «Виолика», стоит на рейде прямо напротив маяка. Ее капитан имеет приказ отплыть в любой час немедленно. «Виолика» ждет тебя, с моей дочерью… или одного. Три взмаха фонарем слева направо — и тебе вышлют лодку. Король осторожничает из-за Сольвенны, поэтому корабли не выпускают без разрешения, но пусть тебя это не беспокоит.