Шут и слово короля
Шрифт:
Девушка, как дикий зверек, вдруг яростно впилась зубами ему в руку, он, опомнившись, тут же выпустил ее.
— Уходи, — повторила она, — и не подходи ко мне больше. Никогда. Я тебя ненавижу еще больше, чем барона! Убирайся, говорю!
На руке остались след от зубов, и капелька крови.
— Захочешь поговорить — дай знать, — сказал он и ушел.
— Леди просто расстроена, — тихонько шепнула горничная, как будто извиняясь за госпожу.
Он рассеянно кивнул.
Просто расстроена? Да он и вообразить бы не мог ее такой! Конечно, что-то случилось. Но — что?!
Пришлось опять тащиться на большой выезд по городу, выслушав перед этим ругань Куки, вынужденного снова накладывать ему грим. Впрочем, старый шут, оценив несчастное лицо подопечного, на этот раз умолк удивительно быстро. Швыряя в толпу медь с серебром, Эдин не замечал ничего вокруг, перед ним стояло лицо Аллиель, а в ушах звучали ее слова. А по возвращении в замок Дик передал ему просьбу Милды прийти — она ждала начала королевиного полдника в апартаментах отца.
Милда была одна, сидела на высоком стуле — чтобы не смять свое алое платье новобрачной, ее густые темные волосы этим утром тщательно уложили в прическу и украсили драгоценными заколками, а колье в вырезе платья сверкало рубинами и изумрудами. Это словно была не их Милда.
И вот что, у нее были счастливые глаза. И еще, может быть, удивленные, смятенные немного, как будто она получила кучу подарков и пока не совсем понимала, что с ними делать, но подарки ей нравились.
— Что с тобой? — удивилась она.
Даже грим не помешал ей понять, что с ним неладно.
Он небрежно сел на ковер в ногах Милды, и выложил ей все. Скорее, просто хотелось об этом говорить, так было легче. А говорить можно только с Милдой, ни с кем больше он бы не решился.
Она пожала плечами.
— О, Всевышний. Послушай, тебе же сам Граф сказал, что ты можешь и не жениться на его высокородной дурочке? Вот и славно. Я очень рада! Просто камень с души. Уезжай.
— Да никуда я не уеду! — рявкнул Эдин. — Не хочу! Какая разница, что там Граф сказал? Я люблю ее!
Кажется, никогда он не любил Аллиель сильнее, чем теперь. Как будто и жить ему станет незачем, если ее потеряет! Он не думал так — он это ощущал каждой частицей тела. Потерять Аллиель значило потерять все на свете. Он словно без души останется, и на свете будет жить его пустая оболочка, которой придется служить штурманом на гринзальском шерке…
— Я не могу жить без нее! — и это получилось от души.
— Ты с ума сошел? Я вот люблю Якоба, но я и без него собиралась жить! — заявила Милда сердито.
И с усмешкой поправилась:
— Правда, он не давал. Без него. Брат, ну подожди день-два. Наверняка что-то выяснится, наладится. А еще лучше, беги отсюда скорее, — она понизила голос. — Я по-прежнему ни на грош не верю твоему Графу! Все равно не верю! Думаешь, он правда тебе свободу дал? Делай как хочешь? Да как бы ни так! Уезжай, и посмотрим, суждено ли тебе жениться на этой белокурой дуре! Потому что от судьбы не уйдешь, так ведь! Куда тебе торопиться?
Он откинул голову на ее колени, не заботясь о платье, она запустила пальцы в его волосы.
— Не называй ее так. Я люблю Аллиель. Я ненавижу короля. Как же я ненавижу короля!
— И глупо, — Милда ощутимо дернула его за чуб. — Если бы не обещание короля, ты и мечтать бы не посмел об дочке графа Вердена. Уже и забыл бы ее давно, потому что мало ли кто понравится? Жизнь длинная! Его величество не такой уж плохой король!
— Не рассуждай, как старуха!
— Я рассуждаю, как я!
На этом им пришлось остановиться, потому что зашли Якоб с маркграфом.
Милда и Якоб были главным угощением на полднике королевы. Маркграф, которого, вообще говоря, не приглашали, демонстративно уселся рядом с дочерью и взял ее за руку — еще один повод придворным сплетницам шушукаться. Якоб стал за креслом жены, а Эдин устроился поодаль и принялся жонглировать цветными шариками — дескать, я тут ни при чем. Но он прислушивался, конечно.
Дамы мило щебетали. Тон задавала королева, она была добра, мила и действительно хотела одарить Милду своим расположением. А Милда, надо отдать ей должное, не терялась, если и смущалась, то самую малость, куда только делась вчерашняя паника? Она словно переродилась. На ней очень уместно смотрелись ее новое платье и украшения, и вообще, вся Милда казалась на своем месте — молодая новобрачная на приеме у королевы.
Что ж, привычка менять костюмы у циркачей в крови. А что такое все происходящее, если не выступление в новом костюме?
— Так вы, господин Лаленси, имеете собственные земельные владения, хоть и не наследник отца? — спрашивала тем временем королева Астинна.
— Да, ваше величество, я просто купил их.
— Но это все равно значит, что вы, как благороднорожденный, имеете право на лордство? Вы теперь, по сути, лорд Лаленси?
— Вероятно, так, ваше величество.
— Значит, вы, дорогая — леди Лаленси? — она взглянула на Милду.
— Мне это очень непривычно, ваше величество!
— Но это так! И замечательно. Вы привыкнете, не сомневайтесь. К хорошему вообще привыкаешь быстро. Я, например, очень быстро привыкла быть моим величеством! — это была шутка, поэтому все сочли своим долгом рассмеяться или хотя бы улыбнуться.
Принцесса Ильяра, похоже, заскучала и решила слегка взболтать это милое и пристойное болотце.
— Так вы были танцовщицей, дорогая леди Лаленси? Значит, вы никогда не разучитесь танцевать, как считаете? Или скажете, что уже разучились? — Ильяра лукаво приподняла бровь.
— Безусловно нет, миледи! Как девушке можно разучиться танцевать лишь потому, что она вышла замуж?
Вообще, Милде заранее объяснили, кто есть кто, а также то, что Ильяра для нее не миледи, а ее высочество. Но бедняжка запамятовала, и немудрено, все же она волновалась.
Но королева ее не поправила, и никто не поправил.
— Я думаю, вы замечательно танцевали, леди Лаленси, — сказала Астинна. — Но теперь вашим искусством будет наслаждаться лишь ваш супруг, верно? Ах, уметь танцевать — это так замечательно! Мы будем рады увидеть вас на каком-нибудь балу, да хотя бы на том, что состоится в замке послезавтра. Можете считать мои слова приглашением вам и вашему супругу, леди Лаленси.