Шут и слово короля
Шрифт:
— Это бабушка нашего маркграфа и ее младший сын… дядя маркграфа, получается. Он погиб на охоте совсем молодым. Внизу еще есть их портреты, более парадные, те леди больше нравятся. Я про всех, кто на портретах, все знаю, хоть о ком спроси, если хочешь. Постой, до этих-то тебе — что? — спохватилась она. — Говори, ты ведь мне обещал!
Помолчав немного, поводив свечкой вправо-влево, Эдин со вздохом сказал:
— Я ошибся. Тогда, первый раз, в потемках, они показались мне как будто знакомыми. Нет, ошибся.
— Что ж, бывает, — разочарованно вздохнула Лила. — Ладно, пошли.
Поверила?
Внизу их ждала взбучка от тетушки Сины, которая уже была вне себя от беспокойства.
— И о чем только думаешь, глупая девка? — набросилась она на внучку. — Все бы тебе по замку полазать да набедокурить! Ох, прознает управитель про твои делишки, опять отведаешь розог и темного чулана! Когда меня слушаться начнешь, беда на мою голову?
— Тетушка, это я виноват, ее попросил! — вступился Эдин, потому как все сетования старой кухарки показались ему совершенно беспричинными, они с Лилой ведь ничего плохого не сделали, верно?
— А ты спать ступай, разбужу рано! Ишь ты, заступник! Неслух! Я ему помогай, а он беды на свою голову собирает, — охотно переключилась на него повариха, тут же напомнив добрейшую Меридиту.
И Эдин по-быстрому отправился спать к себе за занавеску. Впрочем, очень скоро тетушка Сина пришла туда. Села на краешек его постели, и тихонько сказала, потирая сухонькие руки.
— Ох, дорогой мой. Рассказала мне все внучка, не обессудь. Не буду спрашивать, что ты на тех портретах разглядел. И что моей бедокурке не рассказал, наверное, правильно. Меньше знаешь — лучше спишь, это еще деды наши знали. Я ведь тебе забыла кое-что сказать. Виолика мне говорила, что в Храм пойдет и попросит о Тайне. Денег еще у меня попросила взаймы, потому что без гроша сбежала из замка, вот так-то, а в Храме ей надо было хоть немного оставить, и памятку купить для дочки. Она сказала, что раз у дочки пока имени нет, она купит подвеску со своим именем. Понял меня? Ты ведь знаешь, что это такое — в Храме о Тайне попросить?
— Знаю, конечно, — кивнул Эдин.
Кто же об этом не знает? Эдину, например, Мерисет рассказала, когда он совсем еще малышом был. Дело в том, что можно прийти в Храм, в любой, и оставить там свою Тайну, вроде как на хранение. И назвать тех, кому можно будет ее узнать… когда-нибудь. Это не должно касаться денежных дел, и еще священник может отказать без причины, и ни за что не станет покрывать убийц, прелюбодеев и насильников. А также государственных изменников, но насчет последних в Храмовых законах не было сказано ничего, поэтому королю пришлось издать свой закон, и было это лет сто назад… всего лишь. Самое главное, что не могло быть обмана, любая ложь при обряде всплывала, а солгавший три года потом не мог переступить порога ни одного Храма.
— Я думаю, твоя мать все-таки надеялась устроить будущее дочки, потом как-нибудь, — пояснила тетушка Сина. — Значит, Тайну хотела сохранить для лорда маркграфа, и тем самым подтвердила его отцовство. В этом, конечно, сомнений не было, но со временем всякое могло случиться. Знаю, она хотела, чтобы милорд дочку признал, он ведь собирался. Может, она и в ратуше Сарталя записала ее рождение, я ей советовала. Но для этого свидетели нужны, и пошлину заплатить в пять ленов, так что не знаю. Но можно выяснить.
— Я и в Храм зайду, — сказал Эдин. — Вдруг Тайна не только для маркграфа, и священник расскажет что-нибудь?
— Конечно, зайди, — согласилась повариха. — Может, и имя сестры узнаешь.
— Я его уже знаю, — признался Эдин тихо. — Я видел ее на портрете. Точь в точь она.
— Вот как! — встрепенулась тетушка Сина и пристально посмотрела на Эдина. — Это хорошо, очень хорошо. Выросла, значит. Здорова?
Эдин кивнул.
Больше она ничего не спросила, только погладила Эдина по голове и сказала:
— Ну, спи…
И ушла.
А тому было на редкость легко и хорошо. Надо же — сестра! Родная дочь его матери. Он бы отцу, неизвестному человеку, который не пожелал его знать четырнадцать лет назад, так не обрадовался. Получается, он теперь не один на этом свете, и она больше не одна, потому что они брат и сестра.
Хотя, конечно, он все разузнает точно. Теперь так вот, с ходу, ни во что верить не будет. Обязательно съездит к той старухе в Лисс, и все-все узнает про маму. Скоро им с Якобом опять уезжать из цирка, ну так уедут пораньше и наведаются в Лисс. Граф не рассердится, что ему с того?..
И все равно, он не сомневался.
Он уснул, и ему даже снились хорошие сны.
А вот когда проснулся… все было похоже на плохой сон. Резкий свет фонаря, вонючая тряпка, прижатая к лицу, чьи-то голоса, сильные грубые руки, из которых он попытался вырваться, боль и темное, глухое забытье. Сон?..
Болела голова, дышать получалось с трудом, челюсти не двигались — мешало что-то жесткое и грубое, руки и ноги ныли и не шевелились. А мир вокруг качался и трясся. Все еще — сон?..
Он застонал, в тело воткнулась боль, и опять пришло забытье, которое показалось почти блаженством.
Потом он проснулся окончательно. Под ним был дощатый пол, который мерно качался. И слева тоже был… нет, не пол. А наверху — небо с облаками.
Эдин переместил взгляд чуть в сторону и увидел деревянный столб с поперечными перекладинами, на котором, как живот толстяка, вздувались грязно-серые латаные полотнища.
Эдин все еще ничего не понимал и готов был списать странное видение на продолжение сна. Хотя, во сне ли, нет ли, он сообразил, что это корабль, парусник. Он давно мечтал прокатиться на паруснике, ни разу еще не доводилось. Но смутное внутреннее чутье подсказывало, что сон этот не обещал быть радостным.
Даже хуже — он не был сном. Окончательно понять это помогла чья-то нога в сапоге, которая толкнула Эдина в бок, не больно, но чувствительно.
— На кой дьявол ты приволок сюда этого цыпленка? — полюбопытствовал резкий, но какой-то скучающий голос. — У нас уже есть камбузный мальчик. Ты, проходимец, думал, на что тратишь деньги?
Эдин вскочил бы, но голова закружилась, и он резко сел, ударившись спиной о какой-то деревянный выступ.
— Ты погляди на него, капитан. Он здоровый, зубы хорошие, прямо на редкость. Крепкий. Вырастет не меньше Малыша Эта.