Шут-парад, или Правдивые истории обо всех шутах, паяцах, скоморохах и буффонах, паясничавших во все времена во всех странах и у всех народов мира

Газо А.

– Ах, кузен, когда мы сюда вошли, всё было тихо, а этот человек первый начал шуметь и его следует за это наказать.

Из этого видно, что королевские шуты пользовались большими преимуществами и им прощалось многое. Оскорбление духовенства считалось большим преступлением.

Трибулэ, между тем, относился всегда с большим презрением к знати, а такое неуважение также считалось таким же преступлением, как и оскорбление духовенства.

Однажды, какой-то вельможа угрожал Трибулэ, что изобьет его до смерти палками за то, что шут позволил себе; дерзко отзываться о нем. Трибулэ пошел жаловаться Франциску I:

– Не бойся ничего, – ответвил ему на это король, – если кто осмелится так жестоко обойтись с тобою, тот будет повешен четверть часа спустя.

– Ах, кузен, – возразил шут, – спасибо тебе за такую милость, только уж доверши благодеяние, прикажи его повесить на четверть часа раньше.

Это

очень острое словцо для человека, который в своей юности был несчастным заикой; вероятно, метод воспитания, употребленный Ле Вернуа, был весьма действенен, чтобы вложить в такую рогатую голову столько ума, как об этом говорит Сан-Маро.

Но вот замечательна одна несообразность; в рассказанном нами анекдоте Трибулэ выставлен, как человек остроумный и который никогда не задумается над удачным отвнтом, тогда как в «R'ecr'eations historiques, critiques, morales et d’'erudition» Дродю Радье (Париж 1787 г. 2 тома), выставляют этого шута, как политического советника одного из самых мудрых и вдохновенных.

Когда Франциск I предпринял в конце 1524 года экспедицию, которая должна была окончиться разрушением Павии и пленом короля, Трибулэ присутствовал на военном совете, собранном для того чтобы придумать средство, как проникнуть в Италию. Присутствовавшие, конечно, предлагали различные средства. Трибулэ, также бывший на этом совещании, обратился к Франциску с полною фамильярностью:

– Кузен, ты хочешь остаться в Италии?

– Нет!

– В таком случае, все ваши предложения никуда не годятся.

– А почему?

– Вы много рассуждаете о том, как проникнуть в Италии, но это вовсе не самое существенное.

– А что же самое существенное?

– Самое существенное – это выйти оттуда, а об этом никто и не думает говорить.

Четырнадцать лет спустя, когда Франциск I широко открыл двери своего королевства Карлу V и позволил императору, бывшему тогда в Испании, отправиться в Гент и наказать жителей города за их возмущение, чтобы таким образом Карл V не подвергался опасностям сопряженным с переездом через Атлантический Океан и Северное море; многие из приближенных короля порицали его великодушие, казавшееся им совершенно лишним: Трибулэ так же, как и герцогиня д’Этамп [41] советовали королю воспользоваться этим случаем, чтобы приобрести от Карла V некоторые важные уступки и даже задержать его пленником, чтобы заставить отменить трактаты, заключенные в Мадриде и в Камбрэ.

41

Известен анекдот, героиней которого была герцогиня д’Этамп, фаворитка короля.

«Видите ли, брат мой, – сказал однажды Франциск I Карлу V, – эта красивая дама советует мне не выпускать вас из Парижа до тех пор, пока вы не уничтожите Мадридского трактата».

«Если этот совет вы считаете хорошим, то ему необходимо следовать», – холодно ответил император.

Но Карл V был очень любезен с герцогиней и во время обеда как бы нечаянно уронил дорогой бриллиант к ее ногам. Герцогиня Этамп подняла его и хотела отдать императору.

«Он в очень красивых руках и я не могу взять его обратно», – возразил император с самой изысканной любезностью.

– Это очень милостиво со стороны нашего кузена пригласить к себе его кесарское величество, – сказал шут Трибулэ, сняв свой колпак с бубенчиками и надев его на кончик жезла; – я не хочу также отстать от тебя и сделаю ему и от себя подарок, когда он приедет в Париж.

– А какого рода будет этот подарок? – опросил король.

– Я дам ему свой колпак как магистру глупости, который со связанными руками и ногами бросается в объятия своего врага…

– Замолчи шут! – закричал на него Франциск; – император доверился моему королевскому слову и он не может опасаться, чтобы мы его тут задержали.

– Я не скажу ничего против этого, кузен; но подожду только конца, чтобы узнать, кому достанется мой колпак, тебе или императору, и пожалуй, что и вас обоих украсят этим головным убором вместо короны.

Карл V проехал по Франции с большим тpиyмфом: везде его встречали со звоном колоколов; у ворот города стояли депутации, одетые по-праздничному; словом, с ним обходились, как с королем в день его восшествия на престол. В честь императора давались банкеты, балы и маскарады. Карл V въехал в Париж 1-го января 1540 г. и город поднёс ему в подарок громадную серебряную статую Геркулеса, на котором была накинута львиная кожа сделанная из золота. Чтобы отблагодарить французов за такой радушный прием император обещал выдать одну из своих племянниц за герцога Орлеанского, третьего сына Франциска I и дать ей в приданое

Милан; но он просил короля не докучать ему, во время его проезда по Франции просьбами подписать какой-либо договор, по поводу предполагаемого брака, из боязни, что потом могут сказать, будто император подписал такой договор против своей воли; но в то же время, император заявил, что лишь только достигнет он первого, принадлежащего ему города, как даст королю такое обеспечение, что король останется этим вполне доволен. Первым наследственным городом, которого достиг Карл V, был Валансьенн. Когда он туда приехал, посланные короля Франциска просили его исполнить данное слово; тогда только император снял с себя маску и положительно объявил, что ничего не обещал. После такого вероломного поступка, французский король мог только сожалеть, что не последовал советам Трибулэ.

Анекдот, в котором упоминается, что Трибулэ дал совет королю Франциску задержать Карла V в Париже, рассказывается еще иным более пикантным образом. Король увидел как-то, что его шут писал на своих табличках, которые он называл «Дневником глупцов» имя императора Карла V и спросил у Трибулэ, что это значит:

– Я пишу имя императора за ту глупость, которую он сделал, что прошел по Франции.

– А что ты скажешь на это, если я его отпущу из Франции? – спросил король.

– Тогда я сотру его имя и напишу твое.

К несчастью, доподлинность этих анекдотов весьма сомнительна. Трибулэ умер в 1539 году, как мы упоминали об этом раньше, именно тогда, когда Карл V проходил через Францию, отправляясь в Гент. Жаль предполагать, что Трибулэ умер даже ранее 1529 г., потому что Жан Маро, который уже сам не жил в это время, говорит о Трибулэ в прошедшем времени, как об этом мы упомянули выше:

«Трибулэ был дурак с рогатой головой».

Здесь заметим, кстати, что сын Жана Маро, Клемент Маро, камердинер Франциска I и затем его сестры, Маргариты Наваррской, слава которого крайне странным образом затемнила славу его отца, в своем «Послании петуха к ослу», изданном в 1635 г., говорит о маврах, прибывших из Туниса для того, чтобы оспаривать у шута милости двора:

«Не знаешь разве ты? Тунис ведь взят.А Трибулэ теперь имеет братьев и сестер. [42]

С другой стороны, в штате придворных служащих за 1534 – 1535 гг. говорится о Николай Ферриале, брате Трибулэ, а не о брате «покойного Трибулэ», так как, если бы шута «в то время уже не было бы в живых, то непременно следовало бы так выразиться. Трибулэ, шут Франциска I, вероятно, умер около 1536 года.

В сущности, если бы Трибулэ и был бы жив как утверждают эти анекдоты, то он совершенно не походит ни на Трибулэ Берньэ, ни даже на Трибулэ Раблэ, хотя автор «Пантагрюэля» два раза дает ему эпитет юродивого; лицо, которое изображает священник Медона в знаменитом свидании с Панургом, именно и есть настоящий дурак. Панург спрашивает у Трибулэ, хорошо ли он сделает, если женится и рассказал ему о своем деле в самых красноречивых и изящных выражениях. Но прежде чем последний успел кончить, Трибулэ ткнул его кулаком в спину, дал ему в руки бутылку и свиной пузырь с горохом и вместо всякого ответа, сказал ему, качая головою: «Богом тебе клянусь, остерегайся монахов. С этими словами он отошел прочь и стал играть пузырем, прислушиваясь к звуку горошин. После этого от него нельзя было добиться ни одного слова: Панург хотел еще обратиться к Трибулэ с каким-то вопросом, но тот вынул свою деревянную шпагу и хотел было ударить своего собеседника. Панург тогда сказал. «Нечего сказать, прекрасное решение. Этот шут очень глуп, этого нельзя отрицать, но еще глупее тот, который его ко мне привел, а я глупее всех, потому что сообщил ему свои мысли.»

42

Тунис был взят в 1535 г. Карлом V. Император был занят в это время уничтожением пиратства, которое приводило в отчаяние всю западную часть Средиземного моря и которое устроило себе логовища в гаванях Северной Африки: в Алжире, Тунисе и Триполи.

Что же касается до того Трибулэ, которого изобразил Виктор Гюго, то это такой тип, который внушает к себе полное сочувствие; поэт обессмертил имя шута Франциска I. Эта идеальная личность, жертва отцовской любви, облагородила презренную должность королевского шута; это в полном смысле человек, он страдает, плачет и мстит за себя и только одно его имя напоминает исторического и легендарного Трибулэ.

Как кажется, кроме Трибулэ, при дворе Франциска I было еще много и других шутов. Клемент Маро оставил нам эпитафии некоего Жуана, шута Луизы Савойской, матери короля: