Схватить тигра за хвост
Шрифт:
Они взглянули друг на, друга.
Худое, удлинённое лицо Адамса ничего не выражало, но он чувствовал, как внутри поднимается волна ликования.
— Капитан узнает, что я занимаюсь этим, сэр, — сказал он. — И может отстранить меня от дела.
— Я скажу ему, что вы работаете по моему приказу, — сказал Говард. — В ваши обязанности входит расследование и информация обо всех преступлениях, совершённых в городе. Отчёт мне нужен в любом случае. Поручите кому-нибудь черновую работу, а сами сосредоточьтесь на убийстве. Я дам вам возможность знакомиться со всеми донесениями Донована. А теперь за работу, мне нужны результаты.
— Вы их получите, сэр, — сказал Адамс и вышел из комнаты.
С минуту Говард сидел, пристально изучая промокашку на столе, затем встал, подошёл к двери и приоткрыл её.
— Я еду в муниципалитет, — сказал он секретарше. — Пуду через час.
Он закрыл дверь, надел шляпу, прошёл к чёрной лестнице и поспешил вниз.
ГЛАВА II
В течение последних трёх лет Шон О'Брайен был тайным политическим боссом, стоявшим за нынешней администрацией. Он появился в тот момент, когда партия была «на мели», и неимоверными финансовыми усилиями он вдохнул в неё новую жизнь.
Эд Фабиан, толстый, живой, бездарный политик, был лидером партии в тот момент, когда возник О'Брайен со своими миллионами. Он принял предложенную О'Брайеном финансовую помощь, не интересуясь, откуда деньги и когда нужно вернуть долг.
Тот факт, что О'Брайен настоял на полной анонимности источника финансирования, возбудил у Фабиана подозрения, но ему нужны были деньги, чтобы оживить партию, и он не мог позволить себе такую роскошь, как любопытство.
Фабиан вдруг обнаружил, что превратился в марионетку, но он постарел и растерял все свои боевые качества, если они у него когда-либо были.
С тех пор, как он получил кредит, он был обречён выполнять приказы О'Брайена.
Он был бы чрезвычайно потрясён, если бы узнал, что О'Брайен заработал свои миллионы на крупной торговле наркотиками. Созданная О'Брайеном организация была со временем разгромлена. Он всегда считал, лучше быть невидимым, неизвестным лидером, и когда работавшие на него люди на долгое время обосновались за решётками французских тюрем, ему удалось бежать из Франции, к тому же не с пустым карманом.
Он прибыл во Флинт Сити, штат Калифорния, отдохнуть от трудов праведных. Очень скоро он утомлся от безделья и решил попробовать себя в политике. Оценив политическую ситуацию в городе, он выбрал партию Фабиана как самую нежизнеспособную и купил её.
Несмотря на чрезвычайную осторожность в пору его деятельности в наркобизнесе, он не смог избежать минимума контактов с торговцами наркотиками, и один из них, ныне отбывающий двадцатилетний срок заключения, заговорил.
Полиция имела только смутное представление о его внешности, но О'Брайен знал, что за ним всё ещё охотятся. Любого рода реклама была для него опасна. Случайная фотография в местной газете может попасться на глаза офицеру дивизиона по борьбе с наркобизнесом, и О'Брайен на ближайшие, двадцать лет перейдёт на казённые хлеба.
Три благополучно прошедших года не разбаловали его. Он всегда избегал рекламы и предпочитал жить незаметно, как можно меньше встречаясь с людьми.
Ему льстило, что он управляет деятельностью процветающего города.
Избиратели же не имели представления о том, что именно он — тот человек, который дёргает за ниточки по известной степени определяет их жизнь.
У него было великолепное бунгало и огромный парк с тропическими растениями, спускающийся к реке. Всё это было окружено высокой стеной, и даже самые любопытные из прохожих не могли за неё заглянуть.
Комиссару полиции Говарду потребовалось двадцать минут быстрой езды, чтобы добраться до бунгало. Подъезжая к дому по длинной извилистой аллее, обрамленной клумбами георгин, он видел, как целый полк китайцев-садовников трудится, чтобы поддержать безупречную красоту парка.
Но парк в это утро не интересовал Говарда. Он знал, что неразумно было приезжать к О'Брайену. Подозревая, что деньги его были не слишком чистыми, Говард старался, чтобы его имя не было впрямую связано с именем О'Брайена, и если им надо было встретиться, заботился о том, чтобы при этом присутствовали и другие члены партии. Но сейчас ему надо было поговорить с О'Брайено наедине, и он понимал, что разговор этот доверять телефону нельзя.
Он затормозил у главного входа, вышел из машины, быстро миновал солярий и позвонил в дверь.
Дверь открыл слуга О'Брайена, Салливан, огромный боксер, в прошлом чемпион, в белом пиджаке и отутюженных чёрных брюках. В его глазах отразилось крайнее изумление, когда он увидел Говарда.
— Мистер О'Брайен дома? — спросил Говард.
— Дома, — ответил Салливан, отступая в сторону, — но он сейчас занят.
Войдя в холл, Говард услышал голос поющей женщины и сначала подумал, что это радио. Чистое сопрано изумительной красоты. Даже Говард, который не был ценителем музыки, понял, что голос необычайно красив.
— Скажи ему, что это очень важно.
— Лучше сами скажите, босс, — ответил Салливан. — Моя жизнь стоит гораздо дешевле, чем визжание этой курицы. — Он сделал знак идти по коридору, ведущему в большую гостинную. — Проходите, не церемоньтесь.
Говард прошёл коридор и остановился у открытой двери гостиной.
О'Брайен сидел, развалясь в кресле, со скрещенными на груди руками и закрытыми глазами.
У рояля возле открытого окна пела высокая, стройная девушка. Она была невероятно красива: блондинка С большими зелёными глазами, аккуратным точеным носиком и крупным чувственным ртом. На ней был белый кашемировый свитер и клетчатые бело-голубые джинсы.
Она пела какую-то смутно знакомую Говарду арию. Её текучий голос был богат интонациями и необычайно красив.
Он смотрел на неё не двигаясь, чувствуя, как учащается пульс. До настоящего момента он считал Глорию самой красивой женщиной в городе, но теперь вынужден был признать, что пальма первенства принадлежит этой девушке. Фигура её также была великолепна. «Как ему удалось найти такую красотку», — с завистью подумал Говард.
Тут девушка его заметила.
Её голос легко поднимался к самой высокой ноте, которую она должна была взять, когда их глаза встретились. Она вздрогнула, голос сорвался и пальцы застыли над клавишами.