Швец. Второй шанс для бандита
Шрифт:
— В прямом, — вздыхаю. — Мамы находят «папу» и избавляются от детей. Или наоборот, наконец, освобождаются от «пап» и идут работать круглосуточно.
— Я себе как-то иначе представлял детский контингент интерната, — качает головой Швецов.
— Добро пожаловать в реальность! — фыркаю ему в ответ и отворачиваюсь, снова берясь за нож. — Всего человек двадцать алкоголиков и осуждённых. Остальные — обыкновенные махровые эгоисты.
Мы замолкаем. Мне до сих пор не по себе от этой правды. Аж потряхивает. Даже в какой-то момент
— У тебя десять пропущенных от тётки, — неожиданно раздается у меня над ухом. Я слышу, как Швецов приближается ко мне и замираю.
Рядом со мной на столешнице оказывается телефон.
— Ты ей перезвони, а я поехал, — хрипло говорит Швецов.
Я слышу, как он выходит из кухни, а спустя минуту — из дома.
Глава 24. «Подарок»
Швец
Тусклый свет фонаря освещает лавочку возле подъезда, где собрались жители дома. Как они сидят на ней вообще? Эти старушенции. У меня уже ноги стоять околели! А эти все мусолят…
— И что? — голосом полным ехидства вопрошает самая активная из женщин, которая является председателем ТСЖ. — Прямо таки, удвоят нам наши вложения, как на «Поле чудес»?
Выдыхаю, беря себя в руки. Люди — это просто капец, как сложно.
— Да, — объясняю терпеливо и уже сегодня раз в пятидесятый. — Есть такая программа социальная по благоустройству дворовой территории. Каждый прописанный житель дома вносит определённую сумму, а государство ее удваивает. Так что, хватит и на парковку, и на асфальт и площадки поставить.
— И на столбы для бельевых верёвок, — добавляет одна из женщин.
— Зачем это они? — тут же начинают галдеть остальные. — А балконы на что?
— А у меня на первом нету балкона, — отбривает их первая.
— Ну так что решать будем, дорогие? — снова направляю я наш разговор в конструктивное русло и пытаюсь втянуть в общение жильцов помоложе. — Если согласны сдавать, то давайте срок два дня определим, чтобы нам с вами до нового года успеть податься…
Через десять минут просто падаю на заднее сиденье автомобиля и с облегчением грею руки и ноги.
— Чего у нас там? — киваю на термос в подстаканнике. — Чая не осталось?
— Нет, Александр Николаевич, — отзывается Тарас. — Потерпите, сегодня эту улицу закончить надо. Два дома осталось!
— Да ты издеваешься? — психуя, луплю кулаком по сиденью. — Я скоро орать на них начну. Откуда столько паранои в их головах? Обманут, ограбят…
— Так скучно жить здесь, Александр Николаевич, — отзывается мой помощник. — У людей всего два развлечения — в торговый центр сходить и телевизор посмотреть. Это они ещё о вашем прошлом не знают.
— С моим прошлым все в порядке, — повышая голос, я сжимаю зубы.
— Вы же знаете, все можно наизнанку при желании вывернуть, — собирается поспорить со мной Тарас.
— У Аверина
— Хорошо бы, — кивает помощник. — Не передумали девушку с дочерью в компанию вводить? Я бы все-таки рекомендовал сделать вид, что вы были не знакомы, и прикипели душой к малышке из интерната. Потом с матерью ее познакомились. Чистая Золушка. Людям подобные истории нравятся.
— Я подумаю… — хмурюсь.
Честно говоря, врать не хочется. Хотя бы потому, чтобы у Марьи не возникало сомнений в нашем родстве. Да и в случае опеки… У меня должны быть равные права с Варварой.
Пока у меня не получается пробиться через ее броню. Наше недоверие взаимно и объяснимо, но я стараюсь, черт подери! А эта зараза — нет.
Когда мы с Тарасом завершаем работу с последним домом, часы показывают девять вечера. Я добираюсь до дома просто никакой и больше всего на свете хочу, чтобы мои активные девочки уже спали. Да, я помню, что обещал наряжать вместе ёлку, но что вот сделаешь?
Нет, есть, конечно, вариант забить на выборы и Аверина… Увезти Варю с дочкой в Москву и жить спокойно, но все внутри меня противится этой идее. Да и маховик проверок в его алкомаркетах уже запущен. Когда ещё, как не перед Новым годом? И чтобы удержать свой бизнес, ему придётся посветить лицом. Я хочу, чтобы он потерял все, что нажил за деньги отца. А ещё сел. На меньше, чем я тогда…
Тихо открываю дверь в дом и прислушиваюсь. Со второго этажа доносится тихое воркование. Спать ложатся.
У меня хватает сил только на то, чтобы выпить горячего чая, принять душ и отключиться почти на подходе к кровати.
Если вам кто-то скажет, что быть депутатом — это жирно и не пыльно, не верьте. Если бы не счёты с Авериным, никогда бы в эту дрянь не ввязался. Даже ради денег.
От нервного напряжения сны мне снятся бредовые и болезненные. Снится бабушка. Может быть, потому что сегодняшние дома были похожи на ее, все в этом городе, как один.
Снятся ее пироги с капустой. Она всегда их на свой день рождения пекла. Знал бы, что никогда не съем их больше, жрал бы, как не в себя. Стеклянные глаза Алины снятся. Язык назвать ее матерью не поворачивается. О ней я не жалею. Все вышло честно… Мог бы я ее спасти? Да. Но не стал. Бабушка бы меня осудила. Отец — поддержал. Так и завис я между этими двумя мирами.
Подушка вибрирует.
Я отмахиваюсь от этого назойливого звука и переворачиваюсь на другой бок.
Вибрация меняет тональность и становится интенсивнее. Понимая, что не отстанут, отвечаю на звонок.
— Алло…
— Ты совсем охренел, сукин сын?! — слышу я в динамике взбешённый голос Аверина. — Я обмотаю твои яйца галстуком и повешу на люстру…
— И вам доброе утро, Феликс Арнольдович, — ядовито хмыкаю, потягиваясь на кровати. — Столько комплиментов в мой адрес. Чем обязан?