Шведская сказка
Шрифт:
– В общем, - барон подвел черту – слушайся во всем советов Спарре. За сим, разрешаю тебе откланяться, проститься с матерью, братом и сестрами, и немедля отправляться в путь. С Богом!
Разговор был окончен и напутствия тоже. Где взял отец деньги, осталось загадкой для Курта. Но молодость не привыкла долго размышлять. Дали и ладно. Тем более отец пообещал и потом помогать.
На следующий день юный Стединк был уже в порту Вольгаста, но торговое судно, собиравшееся в путь к берегам Швеции, из-за плохой погоды задержалось на целых восемнадцать дней. Они несколько раз даже пытались выйти в море, но под давлением противного ветра поворачивали назад. Наконец, 18-го октября 1762 года ветер поменялся, и судно рванулось вперед, невзирая на разыгравшийся шторм. Почти весь переход юный Стединк провел на палубе. Он не обращал внимания ни на хлесткие порывы ветра, ни на мириады мельчайших брызг, что обрушивались на корабль, когда его нос крушил очередную волну. Он полной грудью вдыхал воздух свободы. Он наслаждался чистотой и солоноватой свежестью налетавших шквалов, избавлявших его от запаха бедности, которым Стединк, как казалось ему, насквозь пропитался в отцовском имении. Да, читатель, бедность имеет свой запах. Горьковатый, отдающий яблочной кислинкой, с примесью дыма дешевого табака, что вился тоненькой струйкой из отцовской трубки. Опьяняющий штормовой ветер свободы и странствий выдувал, очищал и дурманил голову. Ухватившись за ванты, Стединк вглядывался в свинцовую рябь моря, стараясь разглядеть невидимый пока берег Швеции. В туманно-промозглой дали таинственными миражами проступали радужные картины будущей славы. Он видел далекие континенты, солдат, что устремлялись за ним в атаку, развернутые знамена и облака пороховых разрывов, великолепные фасады дворцов, их ослепительные интерьеры, блеск драгоценных камней на орденах. Его орденах! В порывах ветра, в хлопанье парусов, в треске такелажа, он слышал грохот барабанов, заглушаемых орудийными залпами. Торжественная и строгая музыка сражений, что принесут ему заслуженную славу, сменялась чарующим звучанием оркестров королевских балов, где будут принимать его – победителя. Стединк промок насквозь, но стоял до последнего, упрямо вглядываясь вдаль. «Я выдержу! Выдержу!» - шептали посиневшие от холода губы. Старый боцман, командовавший матросами, продолжавшими, невзирая на шторм, ловко управляться с парусами, изредка поглядывал в сторону одинокой закутанной в плащ фигуры молодого человека, стойко выносившего все удары морской стихии. Боцман стоял, коренастый и плотный, вырубленный, казалось, из одной с кораблем породы дерева, широко расставив ноги и сросшись с палубой. Из-под непромокаемого брезентового капюшона торчала короткая трубка, зажатая крепкими зубами, и уступавшая свое место лишь на короткое время свистку, оглушительными трелями, призывавшего матросов выполнить тот или иной маневр. Пронзительный звук свистка сменялся отрывистыми и четкими командами, для связки пересыпанными отборной бранью. Хриплый и тяжелый голос боцмана перекрывал шум ветра и волн. Стединк чувствовал свое родство с этим человеком, ему казалось, что он будет таким же. Нет, не правильно, он не может быть таким же. Он благороден, а боцман лишь простолюдин. Их объединяет другое – душевная твердость, упрямство характера и его стойкость. Солдаты! Они – солдаты. Их объединяет чувство долга. И они поймут друг друга с полуслова. Хотя навсегда останутся разными. Разными по происхождению. Стединк всегда наверху, а боцман всегда внизу. И в то же время они равны, как братья по оружию. Стединк вот так же будет стойко переносить все тяготы и удары судьбы, как шквалистые порывы ветра, так же четко и недвусмысленно отдавать своим солдатам приказы. Только брань ему ни к чему. Ему хватит и без нее твердости в голосе, отдающем приказ.
Боцману сначала показалось, что мальчишке плохо, оттого он не уходит с палубы, стараясь на свежем ветру преодолеть морскую болезнь. Но, присмотревшись повнимательней, он все понял: «Характер! Ишь как смотрит вдаль. И шторм ему нипочем. Жаль, совсем промерзнет храбрец». Пожалелось.
Краем глаза следя, как матросы ловко снуют по вантам, убирая лишнюю парусину, боцман, цепко впиваясь ногами в палубу, приблизился к Стединку.
– Мой юный господин! – его голос заставил вздрогнуть Курта.
– М-м? – Стединк не ожидал.
– Хотел предложить вам кружку горячего грога. – Боцман легко перекрывал шум моря. – По такой погоде будет совсем не лишним. Как вам мое предложение?
Стединк от холода не мог разжать зубы. Он лишь кивнул головой.
– Ну и отлично! – Боцман похлопал его по плечу. – Заодно и обсохнете. Эй, Кнутссон, - он окликнул пробегавшего мимо матроса. Тот остановился, схватившись за борт, и вопросительно посмотрел на боцмана.
– Отведи молодого господина вниз, к коку. Пусть даст ему хорошую кружку горячего пойла с ромом. Скажи, я прислал.
Матрос махнул рукой, мол, давай за мной, и Стединк, с трудом оторвавшись телом от борта, но продолжая придерживаться непослушными руками, побрел за ним. С трудом преодолев несколько ярдов до люка, ведущего во чрево корабля, Курт спустился на одеревеневших ногах вниз по ступенькам трапа, еще несколько шагов сделал по нижней палубе, пока не очутился на корабельном камбузе, где, не слова не говоря, ему сунули в руки горячую и дымящуюся кружку. Он приткнулся на какое-то подобие лавки, и медленно принялся глотать обжигающую гортань жидкость. Тепло моментально расползалось по всему телу, приятная и греющая промерзшие членыистома охватила его. Он опьянел в минуту. Сил хватило лишь на то, чтобы допить грог. Голова сама по себе склонилась на грудь, а тело свернулось в калачик и забилось в уголок возле шпангоута. Курт погрузился в сон. Кок забрал у спящего Стединка кружку и переглянулся с матросом. Усмехнулись.
Через сутки Курт вступил на шведский берег. Его слегка пошатывало от непрерывной 24-часовой болтанки, но вовремя выпитая порция горячего рома и юный организм, справились с качкой, чего нельзя было сказать об остальных пассажирах, чьи бесчувственные тела матросы сносили на берег, как кули с мукой.
– Я выдержал это испытание! – Курт торжествующе подумал про себя. Впереди его ждал Стокгольм.
Глава 6. Встреча со Стокгольмом.
Это очевидно, что мы рождены для деятельности.
Цицерон.
Что представляла из себя столица шведского королевства в середине восемнадцатого века? Это был маленький, по европейским меркам город, с семьюдесятью тысячами населения. Основная застройка располагалась между мостами, район вокруг Кунгстредгордена уже сформировался, хотя площадь Густава Адольфа еще не стала тем центром, каким сделает ее спустя два десятилетия Густав III. Величественных и изящных зданий Старой Оперы, где убьют самого короля и дворца Арвфюрстенспалатса, нынешнего министерства иностранных дел, еще не существовало. В облике города доминировал лишь королевский дворец, возведенный стараниями Тессина. В остальном, город представлял из себя нагромождение узких улиц и переулков, посреди которых в сточных канавах текли зловонные потоки.
Бедный фенрик из далекой провинции медленно брел по ним, оглядываясь по сторонам и иногда останавливаясь переспросить нужный ему адрес полковника Спарре. Большинство жителей Стокгольма передвигались пешком, и лишь состоятельные господа ездили на лошадях. Иногда мелькали роскошные палантины, на плечах четверки слуг, в которых перемещались гордо и величественно какие-то знатные дамы. Молодой Стединк порой ловил на себе их изучающие и слегка презрительные взгляды. Курт не был писаным красавцем, но выглядел недурно, и если б не его скромный, не сказать бедный, наряд, возможно таинственные незнакомки проявили б к молодому офицеру больший интерес.
Некогда статный, но слегка растолстевший и круглолицый Спарре радушно встретил сына своего старого друга.
– Ну-ка, ну-ка поворотись, мой молодой фенрик! – довольно бесцеремонно, но доброжелательно, Карл Спарре осмотрел Курта со всех сторон.
– Да! Бедна, бедна провинция. – сделал вывод полковник. – Дорогая, - Спарре обратился к супруге – я думаю, что ты поможешь подобрать для нашего юного друга какие-либо вещи из моего старого гардероба, в чем он смог бы предстать перед двором. В молодости я был, - и Спарре мечтательно закатил глаза – ну почти таким же стройным, как и ты, Курт.
– Конечно, Карл, - отозвалась графиня Спарре, - а пока нашего юного гостя необходимо покормить после долгой дороги и дать возможность отдохнуть. За обедом вы нам все поведаете, а пока вы будете отдыхать, я подберу вам какие-нибудь мундиры мужа. Завтра вы их примерите, и служанки вам быстро подгонят все по вашей фигуре.
Графиня излучала саму доброту. Еще бы! Совсем недавно она стала матерью, потому и смотрела на шестнадцатилетнего Курта Стединка, как на собственного ребенка.
Дома Курту доводилось встречаться с самыми значительными личностями шведской Померании. Но то была сельская, простая среда, отмеченная скудностью и всеми печалями, что принесла с собой война. Сидя за обедом в роскошном доме Спарре в Стокгольме, он уже ощущал свою причастность, как ему казалось, к самому королевскому двору. И бедность его одежды, по сравнению с вызывающей роскошью одеяний хозяина дома и графини, была угнетающей. Но юный Стединк чувствовал, что его обаяние и хорошие манеры производят должное впечатление на собеседников.
– И если граф поможет мне слегка привести в порядок мой гардероб, то возможно все сложиться не так уж плохо – думал про себя Курт.
За обедом, кроме четы Спарре, присутствовал и капитан Кёниг, из королевского полка. Высоченный, массивный, с мужественным лицом настоящего солдата, он произвел на молодого Стединка самое благоприятное впечатление. При столь громоздкой фигуре, он обладал безукоризненными манерами, и очень приятным низким голосом. Стединка поразило больше всего, что капитан, казалось сугубо военный человек, вдруг заинтересовал вопрос о яблонях.