Шведская сказка
Шрифт:
Но король, пообещав, с деньгами расставаться не хотел и не давал себя убедить. Ко всему прочему он намекнул, что мог бы назначить на этот пост и человека более высокого ранга. Например, барона Таубе, одного из своих «комнатных собачек». Но бедняга был слаб здоровьем, и едва ли можно было ожидать, что он примет этот пост. А потому, Стединку следовало как можно быстрее отправляться в путь.
Поспешай, не торопясь! Стединк так и поступал. Во-первых, он устроил званый обед для русских офицеров, из тех полков, что стояли напротив него. И самым почетным гостем для него был, конечно, комендант Нейшлота, маеор Кузьмин. Старик от приглашения не отказался, но, как всегда, с простодушной хитрецой, сетуя на отсутствие у «них» парадных мундиров, пытался усесться в укромный уголок, подальше от общества, сверкающего орденами, драгоценностями и золотом позументов вышивки камзолов. Стединк заметил и самым любезным образом попросил старика занять почетное место рядом с собой. Денщики шустро разлили шампанское. Стединк поднял свой бокал, обращаясь к Кузьмину:
– Господа! Позвольте мне первый тост поднять за настоящего героя, кавалера, как мне известно, самой почетной и высшей военной награды России – ордена Святого Георгия, скромного труженика войны коменданта крепости Нейшлот майора Кузьмина. Такие солдаты, как он, составят честь и гордость любой армии и любой страны. Мы вместе переносили ужасные тяготы и лишения войны, но такой стойкости ко всему, какой обладает русский солдат, я не встречал. И восхищен этим! Виват, господа! – и барон первым чокнулся со стариком.
– Виват! – прокричали за столом, поднимая бокалы и чокаясь.
Старик пригубил свой бокал, усмехнулся вполголоса:
– Эк, в нос шибает, да и кисловато. – Подождал когда стихнет шум и заговорил негромко по-немецки, чем весьма удивил барона:
– Ах, сударь мой! Премного благодарен вам за то, что оценили вы русского солдата. Судя по вашей речи, вы ведь урожденный немец, хоть и служили до этого под французскими знаменами? – Стединк кивнул утвердительно. – Во! Знамо короля прусского Фридриха, что прозвали Великим вестимо почитаете?
– Фридрих Великий – кумир для каждого солдата! – напыщенно произнес барон.
– Во-во, - покивал головой старик, - мы с ним тоже встречались и почитали. Боялись даже сперва, а потом, ничего привыкли. Под Егерсдорфом, под Куненсдорфом, под Кольбергом. Славный был вояка, царство ему небесное. Сказывают, будто он однажды изрек, дескать, этих русских легче перебить, чем победить… Отчего так, господа?
– старик обвел взглядом присутствующих. Все примолкли, внимательно внимая трескучему и чуть хрипловатому голосу маеора. – А все от него, от солдатика русского! От стойкости его, о которой так правильно сказали ваше превосходительство. А на чем она держится стойкость-то солдатская? На любви к отечеству своему, к государыне-матушке, к вере нашей православной, да и к нам, отцам-командирам, хоть и не всегда мы-то платим им той же монетой. Ох, и не всегда! Вот и хочу просить вас всех – берегите солдата и любите его. А за слова ваши добрые, ваше превосходительство, - поклонился маеор Стединку, - от всего воинства русского, как говориться, поклон низкий. Похвала противника, хоть и бывшего, то награда высшая для воина. Что до войны, меж нами случившейся, с прямотой солдатской скажу – глупая она была и смысла никакого не имела. Однако, заплачено за нее сполна, и присягой каждого из нас и кровушкой солдатской. Жить надо в мире нам, как добрым соседям, дабы не расплачиваться за чью-то глупость и коварство своей шкурой. Извините, господа, коли сказал, что не так. Не по-благородному. Мы с младенчества к строю, да походу приучены, а не к манерам деликатным, да речам изысканным. – Кузьмин замолчал. Стединк прекрасно понял все, и смысл сказанного, и ту неловкость, что возникла за столом на справедливые слова русского коменданта, а потому моментально поднял тост:
– За мир между нашими монархами, за императрицу Екатерину и короля Густава, за мир между Швецией и Россией! Виват!
– Виват! – звякнули бокалы.
Наконец, Стединк тронулся в путь. Хлестали бесконечные осенние дожди, дороги развезло, посол Швеции ехал в самой простой карете, никоим образом не достойной той высокой миссии, что надлежало ему исполнить.
В середине сентября Стединк прибыл в Петербург.
Глава 28. Посол короля в Петербурге.
«Отчего бы нам не жить в мире?»
Вергилий.
– Прошу простить меня, ваше величество, - Стединк начал свою первую речь перед русской императрицей с извинений, - но у меня нет никаких писем от его величества короля Густава III, подтверждающих мои полномочия при вашем дворе.
– Полноте, генерал, - усмехнулась Екатерина, - что можно требовать от человека, прибывшего из глухомани Саволакса прямо в Петербург и даже не успевшего повидать своего короля. Что до посольских полномочий, то мне вполне достаточно вашего слова.
Она приняла Стединка хоть и в тронном зале, но весьма приватно, в маленьком закутке из ширм, отгораживавших ее от остальных. Стединку показалось в этом отсутствии официоза некоторая расположенность, и даже интерес императрицы к его особе.
Он с любопытством смотрел на женщину, вот уже тридцать лет управлявшую огромной и могучей империей. Она была великолепно одета и сверкала бриллиантами, но было видно, что Екатерина уже не молода и тучна. Она тяжело двигалась, ее мучили боли в ногах, и она не могла читать без очков. На долгую речь посла, посвященную счастью мирной жизни, императрица заявила:
– Я рада наступившему миру после войны, которой и вовсе не следовало начинаться. – И тут же перешла к обсуждению событий во Франции, выказав свою немалую осведомленность и даже резкость в суждениях.
– Слабость королевской власти – вот первопричина. Мы наблюдаем это и в Польше. Всем революционным начинаниям должен быть положен конец. Неплохо было бы, чтоб мой кузен Густав взял на себя роль монарха объединившего остальных в кампании за восстановление Бурбонов на их законном месте – французском престоле. Конечно, наиболее естественным союзником для Швеции в этом деле должен стать австрийский император, брат французской королевы, но и Россия смогла бы выделить, скажем, десятитысячный корпус.
Стединк сразу понял намек императрицы – Екатерина не зря предлагает Густава на главную роль в крестовом походе против революционных фанатиков, преимущественно затем, чтоб держать непредсказуемого короля на должном расстоянии. Но десять тысяч войска?! Это же совсем мало!
– А почему, - внезапно спросила Екатерина, - после нескольких побед Густав III не произвел вас в больший чин нежели генерал-майора?
– Король лишь следовал действующим правилам производства, ваше величество.
– Н-да, - задумчиво произнесла императрица, - а я стараюсь особо выделять и ценить военных, прежде всего тех, кому сопутствует удача. Ну что ж, вы молоды, изящны, обаятельны и элегантны. С вами приятно общаться, и я надеюсь, что ваш король отметит и ваши успехи на мирном поприще. Вы можете рассчитывать также и на мое доверие и благосклонность. – Екатерина поднялась, давая понять, что аудиенция закончена. – Мой камергер, князь Голицын, проводит вас в Эрмитаж, где я прошу вас присутствовать на театральном представлении. Все остальные вопросы вы вполне можете обсудить с вице-канцлером Безбородко.
Стединку оставалось лишь откланяться и поблагодарить за оказанную честь. Вместе с тем, барон пребывал в некотором недоумении и даже замешательстве. Интерес императрицы и ее потребность быть любимой молодыми людьми не угасал с возрастом, а напротив увеличивался. Она была по-прежнему зорка на отважных и красивых мужчин, несмотря на то, что ей было 61 год. Может, Густав предположил, что внимание Екатерины в личном плане привлечет энергичный и моложавый генерал? Но это нонсенс! Ее любимец, Платон Зубов, которого все считали никчемностью, и не рассчитывали на его долгое пребывание возле трона, опроверг все прогнозы и внимательно присматривал за всеми, кто мог бы составить хоть малейшую конкуренцию фавориту. Тем более абсурдна была мысль о том, что императрица захочет вступить в более близкие отношения с иностранным послом. К тому же и самому Стединку эта мысль даже не приходила в голову. Он добился, не смотря на все интриги старого друга Карла Спарре, что скоро в Петербург приедет его Фредерика. Усердствовать в пользу своего отечества, чтобы сменить на одну ночь или больше свою Фредерику на российскую императрицу у него не имелось ни малейшего желания, даже если и сам король хотел этого.