Шьяра
Шрифт:
Закончив с хвостом, где было больше всего работы, Рил перешел к самому сложному: к голове и рукам. Что-то, похоже, пошло не так: в прошлый раз старая шкура стягивалась с Яниса легко, с рук и вовсе соскользнула, как перчатки. Сейчас же она плотно обтягивала пальцы — и Рил нежно погладил их, прежде чем поднести лезвие, проводя по ладони самым кончиком ножа.
Едва ощутимое прикосновение — но старая шкура лопалась, оставляя все расширяющуюся темную полоску. Горгона тихонько вздохнул, все так же стараясь не шевелиться, хотя очень хотелось
В сложившейся ситуации была немалая доля его собственной вины: замотался и упустил все признаки скорой линьки. «Вдох» в пещерах, поставивший чешую дыбом, вообще свидетельствовал о ее начале, так что не понять, что происходит, можно было бы в первый раз, но никак не во второй. А он все списал на впечатления. Если бы вовремя сообразил, специальные мази сделали бы старую шкуру эластичной, позволяя снимать ее большими лоскутами, да и горела бы она потом гораздо охотнее… Но чего нет, того нет. Ян как раз пытался понять: это кажущееся, или его и впрямь стиснуло так, будто старая шкура мала размера на два? Все-таки слишком сильно даже для линьки.
— Не шевелись, — отвлек от размышлений шепот Рила.
Он, конечно, и так не шевелился, но это явно было сказано специально, таким тоном, что Янис против воли залип, вглядываясь в почти незнакомое, чуть хищное выражение лица эльфа, пока лезвие мелькало в опасной близости от глаз.
Было в этом что-то… будоражащее. И в чуть заострившихся чертах лица Рилонара, и в блеске лезвия.
И в том, как бережно, почти ласкающе это лезвие подцепило чешуйки на шее. Янис с трудом удержался от того, чтобы сглотнуть, заставляя дернуться кадык, но губы все же непроизвольно облизнул. И даже дышать забыл, когда к ним неожиданно прикоснулись обветренные губы Рила.
Целоваться с почти змеиной мордой было сложно, но они как-то умудрялись: Янис замер, чуть приоткрыв рот, и только язык метался из стороны в сторону, то и дело прихватываемый чужими губами. А лезвие все скользило по шее и скользило, поддевая чешую, стянувшую горло, словно ошейник.
Ян с удовольствием вдохнул полной грудью, уже освобожденной от старой чешуи, качнулся навстречу Рилу.
— Ты сейчас такой…
— Занятый, — хрипло рассмеялся тот. — Ян, змейки…
— Их вообще сдавило, — пожаловался горгона. — Как будто в тесный мешок засунуло.
Причины этого стали понятны, стоило содрать старую шкуру с первой же змейки. Те по непонятной причине вытянулись чуть ли не в полтора раза, резко удлинившись, и, чтобы поместиться в старую шкуру, им приходилось напрягаться изо всех сил. А порвать ее самостоятельно отчего-то не получалось.
Задачу усложняло еще и то, что змеек у Яна было много, а перекинуться он не мог, пока не завершится хотя бы основная часть линьки. Когда Рил закончил со змейками, ночь давно перевалила за середину, так что они, не сговариваясь, завалились спать. Все-таки день выдался напряженным, да и ночь ему не уступала.
На следующее утро Янис проснулся первым. Это было довольно необычно, так что он тихонько выполз из спальника, чтобы не тревожить Рила. Огляделся, собрал все кусочки своей шкуры в аккуратный сверток, упрятал в рюкзак и пошел купаться, благо вода в озере была достаточно теплой даже с утра.
Наплескался он поэтому вдосталь, смывая последние клочки старой шкуры, оттирая новую чешую до шелковистого блеска и просто приходя в себя и приноравливаясь. Почему-то не отпускало ощущение, что подросли не только змейки, но и он сам, вот только проверить это пока не получалось — не с чем было сравнить.
Когда Янис закончил плескаться и направился к берегу, Рилонар уже проснулся. Сидел на камне, щурясь от утреннего солнца, и глядел на выползающего из воды Яниса так, что того в жар кинуло — такой откровенно оценивающий и восторженный был этот взгляд.
— Ну… вот, — Ян слегка смущенно шевельнул змейками, которые, расслабившись, доставали теперь аж до колена в двуногой ипостаси и почти до земли — в хвостатой. — Как-то резко оно все.
— Тебе идет, — хрипотцы в голосе Рила со вчерашнего вечера, кажется, только прибавилось. Поднявшись, он шагнул ближе, медленно, будто растягивая удовольствие, — и зарылся руками в самую гущу взволнованно задвигавшихся змеек.
Руки тут же оплело до самых плеч. Ян запрокинул голову, мимолетно отметил, что рост, кажется, тоже чуть изменился, — и скользнул языком по губам.
— Мне понравилось, каким ты был ночью.
Глаза эльфа опасно блеснули, но только на мгновение. Потом они вовсе закрылись, и Рил тихо сказал:
— А мне — какой ты сейчас. Хочу тебя так.
Что-то было в этом голосе и этом тоне, что пробрало Яниса до вставшей дыбом чешуи. Как когда-то, когда услышал такое же тихое и обманчиво спокойное: «Я же знаю, что ты меня раскаменишь, если что».
Это было даже больше, чем доверие. Доверие бывает слепым, бездумным, а Рил… Рил знал: довериться можно. Осознанно, понимая все — и оттого еще более безгранично и отчаянно. И Янис отвечал на это доверие.
Чуть приподняться на хвосте, оттянуть трансформу, возвращая человеческие черты лица. Коснуться губами плеча, шеи, подбородка. Оплести Рилонара змейками — ласково, но крепко, пробуя сероватую кожу на вкус крохотными язычками. Как будто не только Ян изменился — словно и для Рила пещеры не прошли бесследно.
Остался едва уловимый запах, ощущение чего-то… странного, непонятного. Или это воздух вокруг был такой странный? Задумываться Янис не стал, не было сил, когда Рил тихо застонал от одного только прикосновения губ к уху. Они будто поменялись ролями: теперь эльф стоял не шевелясь, запрокинув голову и подставляясь под прикосновения. Легкие, изучающие; ласковые и трепетные; все более страстные. Невозможно было удержать восхищенный вздох; невозможно было не касаться, не ласкать, не любить.
— Мое сокровище…