Сибирский эндшпиль
Шрифт:
– Интересно, мистер Эрншоу, в какой же школе журналистики вы этому научились?
В здании администрации, в Тургеневе, генерал Протворнов еще с троими гостями внимательно просматривали запись инцидента в камере В-3, сделанную с помощью широкоугольного объектива, встроенного в осветительный плафон в потолке камеры. Перед генералом на столе лежала толстая красная папка с надписью "Мак-Кейн, Льюис Эйч. Американское Разведывательное Управление Министерства Обороны. Совершенно секретно."
Сергей Кириллихов из ЦК партии кивнул, поджав губы, и развернул свое кресло от экрана.
– В конце концов вы были правы, генерал.
– сказал он Протворнову. Он реагировал как раз так, как и предсказывали ваши люди. Мои поздравления.
Протворнов довольно похлопал по папке.
– Когда он учился в школе, в Калифорнии, там в этой школе была банда хулиганов, которые терроризировали других школьников, особенно испанцев. Однажды они допустили ошибку, налетев на группу новичков, которые оказались детьми никарагуанских партизан, их только недавно привезли в США. Этих хулиганов чуть не убили, и это произвело глубокое впечатление на Мак-Кейна. Потом, когда он работал с НАТО, в Берлине он отправил в больницу подозреваемого в ограблении. То, что мы видели - вполне в его духе.
Максим Сепелян из министерства обороны с сомнением потер подбородок.
– А вы... Вы не думаете, что он может оказаться слишком прямолинейным - может быть, слишком импульсивным?
Протворнов покачал головой.
– Нет. Мы тщательно изучили его психологическую мотивацию. Несмотря на то, что вы только что видели, он вовсе не предрасположен к насилию. Он прибегает к силе, только когда его принудят к этому, в порядке самозащиты. Когда у него есть выбор, он основывается на благоразумии, убеждении и терпении. Но он резок, обладает сильными убеждениями и лоялен. Это именно те качества, которые нам нужны.
Последний из троицы, генерал Андрей Толомачук, из девятого управления КГБ, показал рукой на экран.
– Я полагаю, что виденное нами - не игра. Болгарин действовал не по инструкциям?
– Конечно, нет. Все это вполне естественно, уверяю вас. Частью нашей задачи было проверить, отвечают ли способности и решимость Мак-Кейна нашим ожиданиям.
Все четверо обменялись заинтересованными взглядами.
– Ну что ж, я удовлетворен, - объявил Кириллихов. Толомачук согласно кивнул. Сепелян думал дольше, потом тоже сделал утвердительный жест.
– Вернувшись в Москву, я доложу, что можно приступать к следующей фазе операции, как и было запланировано.
– сказал Кириллихов.
Протворнов был доволен.
– Значит, все идет по расписанию. День начала операции - седьмое ноября?
Кириллихов кивнул.
– Еще четыре месяца, - Сепелян усмехнулся.
– А кажется, что так долго.
– Это столетие, - возразил Толомачук.
– Мы ждали сто лет. Что такое четыре месяца по сравнению с сотней лет?
А Протворнов добавил:
– Что такое четыре месяца по сравнению с властью над миром?
18
На следующее утро Майскевика забрали в лазарет, чтобы лечить последствия"несчастного случая", как доложил о случившемся Лученко коменданту блока майору Бочавину. Час спустя в камеру пришли два охранника и забрали вещи Майскевика, а к обеду установилось общее мнение, что назад он уже не вернется. Официальной причины никто не знал, а вернувшийся Лученко тоже не сказал ничего, кроме того, что вместо Майскевика в камеру В-3 помещают двух новичков. Мак-Кейн работал в механической мастерской и весь день ждал, что придут и за ним, но ничего не произошло. Ему ничего не оставалось, как прийти к выводу, что начальство, по каким-то своим причинам, согласно с версией о несчастном случае. Может быть, Лученко был на крючке в большей степени, чем считали его хозяева. А может быть, они тоже были частью этого. Так или иначе, он прибавил все случившееся к своему списку вещей, которые можно использовать.
Когда Мак-Кейн вернулся в камеру, Нолан протянул ему записочку из толстой сумки с почтой, которую посыльный каждый день приносил Лученко. В ней говорилось, что книга, которую он заказывал в библиотеке, ждет его. Мак-Кейн не заказывал никакой книги, но все-таки отправился туда, и получил цветастую книжонку в мягкой обложке "Жертва Героя". Это была одна из стандартных вдохновительных книжечек, которые лепились партией для массового употребления, на обложке был нарисован стандартный советский герой-трудоголик, крепкие мускулы под бронзовой кожей, стальные глаза, каска и отбойный молоток на фоне кранов, бульдозеров и нефтеперегонного завода.
Мак-Кейн взял с собой книжку на площадку для прогулок, и там, смешавшись с толпой азиатов, увлеченно следящих за каким-то сибирским вариантом игры в ракушки, пролистал ее. Листок бумаги, выпавший в его руку, гласил:
Объект содержался в одиночном заключении в штаб-квартире службы безопасности Тургенев. Непрерывные допросы четыре дня. Состояние хорошее. Нет причин для волнения. Сейчас переведена в Замок, закрытая секция, блок Д.
Там еще объяснялось, как Мак-Кейну поддерживать контакт, если ему еще понадобится какая-то информация. Это его особенно не успокоило, но, если верить Скэнлону, источник оказывался достаточно надежным в прошлом, а в любом бизнесе, как заметил ирландец, репутация - все.
Он уже собрался уходить с площадки, когда увидел, что к нему идет Андреев, и остановился, чтобы подождать старика.
– Вы еще не видел двух новеньких?
– поинтересовался Андреев. Под курткой у него был одет толстый шерстяной свитер, и, разговаривая, он поеживался, охватив себя руками, как от холода. Мак-Кейн представил его в черном пальто и меховой шапке на московской улице.
– Нет, я был в библиотеке. А что, они уже здесь?
– И только что из училища, если я вообще что-нибудь понимаю в КГБистах. Вы пошумели, как надо, и вам теперь не доверяют ни на дюйм. Это телохранители для Лученко, вот что. Мунгабо уже окрестил их Кинг и Конг.
– Странно, - прокомментировал Мак-Кейн, ожидая, что ему ответит Андреев.
– Я думал, что они меня отсюда выставят.
– Нет, Майскевика здесь уже нельзя оставлять. После того, что случилось... Он потерял лицо. После того, что случилось, в камере у него уже не могло быть такого веса.
– А мне посидеть и охладиться не нужно?
– Нет, этого они тоже не сделают. Они ведь хотят, чтобы это был несчастный случай.
– Это я и имею в виду. Почему они так хотят?
– Кто знает, чего они хотят вообще?