Сибирский эндшпиль
Шрифт:
– Хорошо, она еще здесь, - Рубаков повернулся к охране.
– Приказ отменен, американка остается здесь еще на три дня, будет отдыхать и выздоравливать. Вот приказ, все бумаги, все подписано и разрешено. Можете идти, - он протянул бумаги старшей охраннице. Та взяла стопку, внимательно прочитала верхний листок, вернула их врачу, и, наконец, пожав плечами, кивнула второй. Они ушли, захлопнув за собой дверь.
Помилование было столь неожиданным и ошеломляющим, что в какой-то момент Пола думала, что она снова упадет в обморок. Задрожав, она
– Я рад, что они передумали. Вам необходимо еще немного отдохнуть. Он подошел поближе и несколько секунд внимательно изучал Полу, поглаживая усы.
– Возможно, мы сможем договориться?
– спросил он неожиданно низким голосом.
– Я могу достать хорошую косметику, настоящую французскую, не меньше. Вы будете выглядеть и чувствовать себя совсем по-другому. Ну как, заинтересованы?
Пола вздохнула и закрыла глаза.
– Заинтересована в чем?
Рубаков был удивлен и растерян:
– Нет, нет! Вы меня неправильно поняли. Я хочу, чтобы вы позанимались моим английским!
23
Это было словно помилование от смертного приговора. У Полы не было уверенности, что эта перемена в последнюю минуту была делом Ольги, и сейчас она пыталась полностью использовать возможность прийти в себя ответы на вопросы она будет искать в свое время. В глубине души у нее теплилась надежда именно на Ольгу, хотя она боялась признаться в этом даже себе, боялась жестокого разочарования в будущем. Пола повеселела, стала приветливей к другим.
Уже на следующий день доктор Рубаков осыпал ее роскошью в виде крема для рук, лосьона и даже лака для ногтей, и еще помады, коричневато-розовой, как раз для ее лица. После завтрака - вареные яйца, ветчина с острым гарниром из картошки и лука, поджаренный хлеб с маслом и настоящий кофе - Пола честно принялась выполнять свою часть договора и провела с доктором импровизированный урок английского. Через час он ушел на дежурство и вернулся снова во время обеденного перерыва, а потом еще раз, вечером.
– Я и не думал, что это так, так... ужасно?
– Ужасно, - подсказала Пола по-английски.
– Йес, ужасно!
– Рубаков всплеснул руками, в отчаянии глядя на листки бумаги, лежавшие перед ним и Полой.
– Здесь слова пишутся одинаково, а читаются по-разному, а вот тут наоборот, звучит одинаково, а пишется совсем по-другому. В чем тут смысл? Откуда вы знаете, как что писать? И как этому учатся дети?
– Я же не выдумываю это. Я просто объясняю вам, как это есть, ответила Пола.
– Может быть, поэтому ваши парни и наши парни никак не могут договориться.
Они рассмеялись.
– Это все из-за древних диалектов, - по-русски вмешалась Таня, прислушивавшаяся к разговору, сидя на кровати.
– Что вы имеете в виду?
– спросил Рубаков.
– Давным-давно, еще у римлян и греков возникали проблемы: как разговаривать с рабами, которых привозили из покоренных племен, объяснила Таня.
– Домашние и слуги говорили на диалектах - упрощенной смеси языков, в которой смешивались все странности оригиналов. Проходили века, волна беглецов от религиозных и политических преследований и тому подобное, достигла Британии, и все говорили на своих языках. Они селились в разных местах, и когда наконец встретились вместе и нашли общий язык, то больше никто ничего менять не стал. Так что английский - это диалект диалектов всей Европы.
– А сейчас Америка добавляет туда немного идиш, немного испанского, немного негров, индоамериканцев и Бог знает, кого еще. Получится какой-то суперязык, - ответила Пола.
– Ну, у русских-то такой проблемы никогда не возникало, прокомментировала от дальней стены Анастасия.
– Никто не рвется к нам. Наоборот, все рвутся наружу.
На следующее утро Рубаков сказал Поле, что днем прибудет генерал Протворнов, который хочет с ней поговорить. Это вернуло ее к действительности и на целых два часа у нее пропало настроение. Она думала о будущем в смешанных чувствах, колеблясь между сдерживаемой надеждой и отчаянием. Протворнов прибыл незадолго до обеда, сопровождаемый майором Ускаевым. Они взяли с собой Полу и закрылись в комнате дежурной сестры, рядом с палатой. Протворнов уселся за стол, и показал Поле на стул напротив. Ускаев сел сбоку у стены.
Протворнов тяжко вздохнул; Поле он почему-то напомнил мишку косолапого. Он облокотился на кресло и потер виски пальцами.
– Я слышал, что вы виделись с товарищем Ошкадовой, - сказал он наконец.
– Ошкадовой? Это Ольга, ученая из Новосибирска?
– Достойная женщина, пусть даже в чем-то заблуждающаяся. Вашего склада ума, я бы сказал. Вы, собственно, сказали ей, что вы тоже ученая.
Пола пожала плечами.
– И кажется, вы это тоже знали.
– Да, науку вы цените высоко, ...лейтенант Брайс?
– ответил Протворнов.
Тот факт, что они знали ее настоящее имя, еще не давал ей повода признаться в этом. Тот же Эрншоу, если бы он и нашел путь связаться с ней, искал бы ее по прикрытию.
Протворнов продолжал:
– Вы ведь так привержены идеалам науки?
– Да, я ценю настоящие знания, я ценю верные пути овладения знанием. То, что действительно хоть что-то значит.
– А идея, право, общественные формации и методы управления ими разве это ничего не значит?
– Вы имеете в виду политику?
– Политику, идеологию, религию - называйте, как хотите.
Пола попыталась найти правильный ответ. Во всяком случае, открыто отказываться не стоит.
– Конечно, такие вещи играют свою роль в жизни людей - и большую роль. Но меня всегда интересовали те вещи, которые существовали еще задолго до появления людей, и будут существовать, даже когда люди исчезнут.
– Вы хотите просто обладать истиной. И под каким флагом - неважно?
– Я не говорила этого. А истина может подождать еще. Она привыкла к этому.