Сигма
Шрифт:
Все фото (по-моему, в цветном изображении) имели нарядный характер, наших преподавателей-фронтовиков (а таковых, надо сказать, было немало) запечатлели в парадных мундирах или в выходных костюмах с орденами и медалями на груди. Под каждой фотокарточкой располагалась белая табличка, на которой напечатали фамилию, инициалы преподавателя и его воинское звание. Генералов точно не было. Разброс званий умещался в диапазоне от лейтенанта до полковника.
В левом верхнем углу стенда висела фотография Н.С. Алексеева (декан начинал экспозицию, выстроенную в алфавитном порядке), а в правом нижнем углу — увеличенная черно-белая фотография молодого человека в солдатской гимнастерке.
Воспоминание это совершенно отчетливо всплыло в моей памяти после того, как я прочел последнюю работу профессора — «Правда. И только правда». Произошло это, видимо, потому, что Л.С. Явич до последнего находился в строю, верил в победу человеческого разума и старался ее приблизить. Такое у меня сложилось впечатление от прочитанного.
Условиями победы Л.С. (подобное сокращение — отнюдь не фамильярность с моей стороны, надеюсь, что наше общение даровало мне такое право) обозначил Свободу, Равенство, Справедливость и Безопасность. В свое время социал-демократы отказались от лозунга Великой французской революции — Свобода, Равенство, Братство, заменили его на Свободу, Равенство, Справедливость и Солидарность, дав мне повод пошутить, что если эти слова правильно расставить, то получится СССР.
Причины замены понятны. Действительно, кто ответит — что такое Братство? Разве что Великий Магистр. Однако профессор Явич счел возможным поправить социалистов, предложив вместо «солидарности» ввести в систему общепринятых координат понятие «безопасность».
Полагаю, что реальность угроз с эпицентром на Ближнем Востоке он ощущал более, чем отчетливо, не без оснований полагая, что 11 сентября 2001 г. мирный период интеграции и демократизации, распространения общечеловеческих идеалов гуманизма прервался (Л.С. никогда не был особо веселым человеком, не исключено, что сентябрьский эпизод, равно как и другие мировые события тех лет, очевидцем которых он стал после своего переезда в Израиль лишь множили его печали).
На моей памяти Л.С. часто повторял ленинские слова о том, что дефиниций может быть много, ибо много сторон в предметах (похоже, фраза ему нравилась, хотя Ленин в числе его «учителей» вряд ли присутствовал, да и отношения с партией он решил достаточно просто — положил партбилет на стол).
С этим пониманием он построил свою концепцию о многоуровневой сущности права. Воля господствующего класса — воля всех субъектов правового регулирования — воля конкретного индивида (при условии обретения волей юридически значимой формы на каждом уровне).
С этих позиций право — это материально детерминированная и возведенная в закон общеклассовая (всенародная при социализме) воля, непосредственно выраженная не только в общих государственно обязательных установлениях, но и в закрепленных ими наличных правах субъектов общественных отношений, характер и содержание которых объективно обусловлены[2]. Отчетливо выраженная позиция правового позитивизма с распространением ее на область субъективного права, не так ли?
В последней работе Л.С. не отошел от сути своей концепции, уточнив, что важнейшее достоинство права — сфера свободы и минимум нравственности. Представить себе невозможно, как я обрадовался, прочитав эти строки. Сколько копий в свое время было сломано вокруг чистого учения о праве Г. Кельзена. Много внимания уделял ему и Л.С. Все общие и индивидуальные нормы покоятся на некой «грунднорме», — писал он, — Г. Кельзен завершает формализацию не только права, но и государства, которое выводится из права и понимается,
Нельзя не сказать, что еще с университетских времен мое внимание обращала на себя незавершенность марксистско-ленинской конструкции — у права прекрасный фундамент (производственные отношения), но нет вершины, верхушки (золоченого, если хотите шпиля). Обратная картина у либертаристов — мощный красивый купол (права человека, права гражданина) но хилый гнилой фундамент, а точнее его полное отсутствие.
Международное право не признает своими субъектами ни граждан, ни человеков, о правах которых неустанно печется, хотя в структуре права субъект важнее всех принципов и всего другого вместе взятого. Благодаря этому, 50% мировых богатств оказались на законных основаниях сосредоточены в руках 1% населения земного шара, т.к. физические лица оказались выведенными за пределы правового регулирования.
Предъявить какие-либо претензии к несубъекту невозможно, каких-либо обязанностей на него не возложено. Претензии же к государству, правительству, их образованиям и организациям — пожалуйста, именно для этого они наделены все полнотой правосубъектности.
С таких позиций любой протестант (белый, англосаксонского происхождения) может многажды обличать иное государство в несправедливом владении природными ресурсами 1/6 части суши, но и думать не посмеет о таком же подходе к членам богатейших семейств современности, владеющими природными ресурсами остальных 5/6 частей этой суши. И тут Hans Kelsen (нормативист, Карл!) со своей грунднормой.
Полагаю, что грунднорма — это правовое бытие справедливости, существующее в виде неформализованной нормы надконституционного порядка, т.е. грунднорма не основание, не фундамент, а вершина права, его второй полюс (золоченый, если хотите шпиль). В этом суть концепции биполярного мира права[4].
На право, с одной стороны, воздействуют экономические отношения (собственность одновременно как экономическая и правовая категории — один полюс), а с другой стороны на право воздействуют отношения нравственности (справедливость одновременно как этическая и правовая категории — второй полюс) — вспомним дуализм собственности по Марксу и дуализм справедливости по Аристотелю.
Придя своим путем к выводу о наличии в объективном праве «минимума нравственности», Л.С., в какой-то мере, но подтвердил правильность моих рассуждений — это ли не повод для радости?
В качестве «ответного» комплимента спешу подтвердить правильность доводов Л.С. в части антропологических исследований.
В период 0,6 — 1,1 млн. лет назад хомо эректус мигрировал из Африки, расселившись по всему Старому Свету.
На освободившихся площадях Восточно-Африканской рифтовой системы возник более прогрессивный вид — человек гейдельбергский. Та часть гейдельбергских, которая осталась в Африке, 150-200 тыс. лет назад дала начало хомо сапиенс, а та часть, которая двинулась в Европу по пути хомо эректус, дала начало человеку неандертальскому. Хомо сапиенс пришел в Европу 35-40 тыс. лет назад. Это были кроманьонцы[5].
Так что расселение гоминидов в Евразии происходило даже не дважды. Кого сменили эректусы неизвестно, но эректусов сменили неандертальцы, а неандертальцев — кроманьонцы, и Конкисты не было! Анализы ДНК показывают, что у неандертальцев и кроманьонцев разные генотипы.
Это означает, что при спаривании совместные дети неандертальцев и кроманьонцев не могли давать потомства (как не дают потомства лошаки или мулы), поэтому о чистой ассимиляции говорить не приходится. Тем не менее, кроманьонцы победили в результате естественного отбора, а не путем уничтожения неандертальцев.