Сигма
Шрифт:
Антон Иванов: Как полагают многие, время скромности сейчас прошло. Юрист должен выглядеть солидно, если не сказать больше — богато. Этому требованию Ю.К., честно говоря, никогда не соответствовал и, наверное, не будет соответствовать. И дело здесь не только в малом достатке, который имеет преподаватель, но и в привычке.
Жизнь при советском строе была полна неожиданностей: периодически становились недоступными, а то и вовсе исчезали определенные категории товаров, а в более ранние периоды достаток, если он имелся у человека, не относящегося к партийно-государственной номенклатуре, мог
Да и сиротское отрочество, и юность не способствовали развитию потребностей. Ю.К. жил и живет весьма скромно, хотя ненависти к режиму, который лишил его семью достатка, не испытывает и не стремится за свои тяготы и лишения в молодости предъявить кому-либо счет.
Тот, кто сформировался в период сталинского режима, а затем долгие годы был невыездным, не знал, как живут его коллеги за рубежом, а если даже и знал, то эмоционально этого не ощущал. Не арестовали, не посадили в тюрьму — и слава Богу.
Знание о чужом достатке не волнует, пока не примеришь его на себя. А ежедневное унижение бытовыми проблемами со временем становится настолько привычным, что вынуждает забыть о том, как может быть. И когда возникает возможность позволить себе чуть больше, чем раньше, она перестает быть интересной.
Как тут не вспомнить эпизод с заказом в ресторане foie gras (фуа-гра, паштет из гусиной печенки, французский деликатес — прим. ред.), когда Ю.К. сие блюдо с пренебрежением отставил в сторону и потребовал просто пожарить филе лосося. Об устрицах в таком случае можно было бы даже не заикаться.
Кондратъ: Ю.К. довольно поздно женился и, как нам казалось, к женщинам своего возраста и младше относился с некоторой опаской. Надо сказать, что особы женского пола это прекрасно чувствовали и особо симпатичные иногда пытались проверить на Толстом свои чары, а заодно посмотреть, будет профессор краснеть или нет, если ему задать какой-нибудь вопрос из разряда деликатных.
Толи чары в большинстве своем были мнимыми, толи женщины по своей девичьей привычке Толстого недооценивали, не знаю, но заставить его смущенно отвести взгляд, или, тем более, покраснеть, им не удавалось.
Может быть, их это только раззадоривало, потому, что попыток своих они не прекращали. Вот однажды Марина N., сейчас она уже бабушка, а тогда довольно-таки молоденькая нахалка, улучила момент и при достаточно большом стечении народа задала Толстому вопрос:
— Юрий Кириллович, Вы меня помните, в прошлом году Вы меня в гости приглашали?
— И Вы приходили? — растерянно спросил у нее Ю.К.
Припоминаю еще одну историю, связанную с Ю.К. Столовая на юридическом факультете не отличалась высоким качеством приготовления блюд. Если она чем и привлекала студентов, то, в основном, своими низкими ценами. Преподаватели же заглядывали в нее только в случае крайней необходимости.
Юра Новолодский с пятого курса рассказывал, что как-то в эту столовую заглянул Толстой. Был четверг. Страна испытывала дефицит мяса, и поэтому Коммунистическая партия и Советское правительство обязали общепит по четвергам торговать исключительно рыбой, которая в СССР была почему-то дешевле мяса.
Я несколько раз задавал разным людям вопрос о загадках такого ценообразования, но разумного объяснения этому феномену так и не получил. Официально все это называлось — рыбный день, о существовании которого Толстой, видать, подзабыл.
— Только рыба — объявила ему из–за прилавка молодая деваха в белом халате, стоя у подноса с пережаренным хеком.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — только и сказал разочарованный Юрий Кириллович.
С того момента многие на факультете стали называть четверг не рыбный, а Юрьев день.
*** И следующие период жизни Ю.К. можно отнести к везению. Он сам так сформулировал этот тезис: — учились мы в период культа личности, но научная жизнь на факультете в те годы била ключом.
Повезло, может быть, потому, что он вернулся в Ленинград, пошел учиться в Ленинградский университет, и наука стала для него стала тем спасительным кругом, который позволил выбраться … на светлые воды вольнодумства. И конечно, повезло, что он …глянулся академику Анатолию Васильевичу Венедиктову, признанному авторитету в области гражданского права.
Ю.К. так вспоминает о встрече с Венедиктовым: «В один из дней (не помню уж, какого времени года) я стоял на Университетской набережной и ждал трамвая. Неожиданно ко мне подошел наш зам. декана В.А. Иванов, рядом с которым был А.В. Венедиктов. «А вот это тот самый Толстой, за которого Вы хлопотали», — сказал Иванов. «Все в порядке, — продолжал Вадим Александрович, обращаясь уже ко мне, — тебя освободили».
Дело в том, что я подал заявление об освобождении от платы за обучение. Плата была мизерной, ее вычитали из стипендии, но для меня и это было ощутимо. После слов Иванова я окончательно растерялся и подал Венедиктову руку. Ему не оставалось ничего другого, как ее пожать».
Легенда третья: как становятся учеными
Толстой: В августе 1945 года мы вернулись в Ленинград. С поезда угодил в больницу с очередными приступами малярии. Провалялся в больнице около месяца и выписался лишь в сентябре. И вот здесь мой золотой аттестат пригодился. Без каких бы то ни было проволочек меня без экзаменов зачислили на юридический факультет Ленинградского университета, который в то время как и сейчас, был безымянным.
Одно время Университет носил имя тогдашнего наркома просвещения А.С. Бубнова, после того, как Бубнов попал в стан врагов, его имя было снято, а имя А.А. Жданова, которое университету присвоили после смерти Андрея Александровича в 1948 г., впоследствии тоже сняли. Будем надеяться, что впредь Университет навсегда останется безымянным. Он вобрал в себя такое созвездие имен, что вполне этого заслужил.
Нужно сказать, что я испытывал колебания, куда мне поступать — на филологический или юридический. Решающую роль в моем выборе сыграло влияние Александра Владимировича Тюфяева, давнего знакомого нашей семьи, настоящего петербуржца, который помогал бабушке и тете во время блокады и вместе со своей женой, которую тоже звали Александра Владимировна, принял в нас живейшее участие по возвращении в Ленинград.
Александр Владимирович был очень крупным юристом, окончившим юридический факультет Петербургского университета. Происходил он из дворянской семьи, отец его занимал довольно видное положение.