Сила слабости
Шрифт:
Венки:
Всё сложилось вполне удачно. Из космопорта я удрал на первом же корабле. Через два часа уже в другом порту купил у безвестного барыги с явно пиратскими замашками маленькое торговое судно средней потрёпанности. А через ещё час уже старательно запутывал на нём следы.
Я связался с моим бывшим юнгой, Индманом, и попросил его наведаться в дом Архо и ненавязчиво узнать, всё ли хорошо прошло с Мэй и Дэни.
Не то, чтобы я особо волновался. Реакция Архо на мой звонок порадовала. Я сообщил, что Мэй в опасности,
Потом я позвонил Ретке. Мне нужно было сообщить остальным сёстрам правду, чтобы они не наделали глупостей. Уже прошли сутки с тех пор, как, возможно, прослушивается телефон Анжея, а значит, имело смысл считать, что телефоны всех, с кем он последние пару недель разговаривал, в том же положении. Была крохотная надежда на то, что не прослушивают пока конкретно мой телефон. Всё-таки глюк в системе подключения, который для меня сделали, за сутки не обойти. Но и это только вопрос времени. Пора привыкать разговаривать так, как будто тебя слушают.
– Синеглазка, это Венки, - я намеренно представился. Уверен, моё имя и карты голоса уже минут двадцать, как на компьютерах у всех спецслужб. А на Ретку у них вся подноготная уже двое суток, - Я хотел попросить, чтобы ты верила, что боги любят тебя.
Ретка была лучшим кандидатом, чтобы принять телефонное сообщение, которое кроме неё никто не поймёт, хоть запрослушивайся. Она спросила:
– Что-то случилось?
– Если закрыть глаза, то нет. Если открыть, то мир признал тебя богиней. Но ты ведь никогда не доверяла миру.
Суть была даже не в так любимом неолетанками разговоре намёками. Хотя в намёках тоже была своя прелесть. Даже сами неолетанки никогда не могли расшифровывать их однозначно. Правда, неолетанкам этого и не требовалось, неоднозначность была их стилем мышления.
Кто бы сейчас ни прослушивал Реткин телефон, это сообщение не подтвердит и не опровергнет ничего. Что я сказал? Эта фраза точно говорила только о том, что Ретка теперь верховная Суани. Почему не верить миру? Может, это предостережение, что из-за молодости её не признают Великие, а значит, не стоит им доверять. Может, это констатация факта, что эра Суани кончилась, и так, как раньше, уже никогда не будет. Что самой Ретке по-прежнему грозит опасность, а значит, воспользоваться новым титулом она не сможет. Может, обещание, что моё отношение к ней не изменится. Может... эксперты придумают тысячи переводов этой фразе.
Я знал Ретку очень хорошо. Боги сложили ситуацию так, что мы были знакомы. Я мог предсказать её реакцию. Мог понять её ход мысли. Она не верила глазам! И разуму не верила тоже! Её решения опирались совсем на другие вещи. Она, как настоящая неолетанка, умела смотреть в душу. И поэтому сейчас для меня важно было донести до неё не столько слова, сколько своё состояние. Читать эмоции людей это уже совсем тонкая материя, которая абсолютно неприменима в качестве аргументов в расследовании. Ни одна разведка ничего не вынесет из моих эмоций. В крайнем случае, они найдут объяснение моему спокойствию и азарту. Какое-нибудь банальное. Например, что я не любил Морок и желал избавиться от неё. Разведки воспримут это именно так. Но не Ретка.
– Ты сейчас улыбаешься?
– просто спросила она.
Я, улыбнувшись ещё шире, подтвердил:
– Да.
– Хорошо. Мне нравится, когда мужчины улыбаются.
И этот её ответ тоже можно было трактовать как угодно. Можно было решить, что мы с ней любовники, и она так же, как я, желала избавиться от Морок. Такая версия даже легко найдёт доказательства. Можно решить, что Ретка полная дура и просто не понимает происходящего, слепо слушаясь меня. Доказательств этой версии тоже вагон и маленькая тележка. Эти слова нужно было складывать с эмоциями и с образом самой Ретки. И вот в таком виде в них слышалось доверие. Такое тёплое и одновременно опасное чувство, во все века заставлявшее мужчин совершать невозможное. Доверие и ничего больше.
– Что мне теперь делать?
– в её голосе не было ни капли страха или неуверенности. Она умела мне доверять. Так сложилось, что она научилась этому заранее, и никто, кроме нас двоих, этого не знал.
Я усмехнулся. Мой ответ звучал одновременно очень прозрачно, и в тоже время окончательно вводил в заблуждение лишние уши:
– Плачь.
Дэни:
По дороге я немного успокоился. Слёзы прекратились. Теперь я тихо сжимал оставшуюся у меня косичку и смотрел в окно лайнера. Мэй сидела рядом с отцом и тоже прятала от меня заплаканное лицо.
Я даже узнал город, куда мы приехали. Просто увидел здание, которое раньше запомнил. Это были Клинки - заповедник даккарской культуры.
Здесь вовсю шли ремонтные работы. Разрушенных зданий уже почти не было. В основном, все блестели новым лаком и полированным камнем.
Народу на улицах было совсем мало. Только строители и солдаты братства Острова богов. Лайнер свернул к высоким воротам внутреннего города, а потом через опущенный кордон в командирскую деревню. И остановился совсем рядом с домом торговца Доловара. Я сначала удивился, а потом вспомнил, что Доловар называл Мей соседским ребёнком. Они соседи.
Мы вошли в дом.
– Дэнкам, я обещал Веникему, что позабочусь о твоей безопасности, так что располагайся. Оставайся в моём доме столько, сколько сочтёшь нужным.
Он некоторое время помолчал, потом продолжил:
– Я знаю, что мы не встречались с тобой, но мне рассказывали о юном докторе Ан Тойра, который приходил помогать нашим докторам во время нападения на город. Просто когда я пришёл благодарить мастеров госпиталя за работу, тебя там уже не было. Спасибо.
Сказав это, он молча ушёл вглубь дома.
Немолодая женщина, пять минут назад обнимавшая Мэй и утащившая её в комнаты, вернулась, чтобы показать мне, где можно умыться и отдохнуть. Она же очень профессиональными, отточенными движениями обработала мои синяки и царапины. Я подумал, что она фати Мэй. А глядя на этого ребёнка, понимаешь, откуда у женщины, растившей её, такое умение оказывать первую помощь после драк. Женщина поморщилась, разглядывая результат своей работы:
– Мастер, я знаю, что вы сам доктор, но, может, вас посмотрит кто-нибудь? Боюсь, может оказаться, что что-нибудь сломано.