Сильнее всех преград
Шрифт:
– Ну... – замялся он, – тут прикрытием служат ваши с Дафной родственные узы. Никто же не считает ваше общение подозрительным. А я, как приложение к ней, тоже вхожу в круг доверия.
– А о Драко никто и не догадывается, – подхватила Дафна. – Господи, вы же, наверное, хотите поговорить наедине. Блейз, пойдём в общую гостиную, избавь ребят от наслаждения твоим обществом хоть на полчаса.
– Да не стоит, Дафна, – решительно сказал Драко, вставая, – мы лучше прогуляемся. Сейчас уже темно, и нас никто не заметит во дворе. Ты тепло одета?
Астория кивнула; её сердце вновь ухнуло куда-то в живот от предвкушения разговора с Драко тет-а-тет.
– Хорошо. Не волнуйся, – обратился он к Дафне, – я доставлю её в целости и сохранности.
– Да я знаю. Главное, вернитесь до десяти. Ни тебе, ни ей не нужны проблемы с нашей так называемой властью.
– Не беспокойся, – повторил Драко и повернулся к Астории, – мы с Блейзом – эй, собирайся, обжора – выйдем через проход, который ведёт на задний школьный двор. Ты выходи минут пятнадцать спустя через парадную дверь. Встретимся у мозаичной колонны.
Когда Астория подошла к величественной колонне, на которой мозаикой были выложены символы всех факультетов Хогвартса, Драко стоял там, в тени, почти невидимый. Астория хотела что-то сказать, но он сделал знак вести себя тихо. Она замерла, осторожно оглядываясь. Мимо них, футов в двадцати, прошла группа младшекурсников – если бы не свет палочек, Астория ни за что не сумела бы разглядеть их лица. Октябрьская тьма была, пожалуй, ещё непрогляднее и чернее мартовской. Голоса ребят вскоре затихли вдалеке, но Драко решил удостовериться. Направив палочку в самую тёмную точку двора, он прошептал:
– Гоменум Ревелио.
Ничего не произошло. Значит, поблизости никого не было. Тогда они молча вышли из укрытия. Палочки у обоих были наготове. По какой-то негласной договорённости они пересекли задний двор и свернули к теплицам, где всегда проходили уроки травологии. У Астории сердце замирало одновременно и от того, что Драко был рядом, и от ставшего таким частым в последнее время ощущения опасности и риска. Когда они добрались до оранжерей профессора Стебль, Драко наконец заговорил:
– Вы не сообщали Смиту о планах Отряда?
– Нет, он даже не знает, что Отряд восстановлен, – Астория покачала головой, готовая к подобной теме разговора: утренняя записка дала понять, что романтического вечера при свечах не предвидится. – Почему ты предупреждаешь именно о нём?
– Скорее всего, он предаст вас, если узнает. Помнишь, Кэти Белл в прошлом году получила проклятое ожерелье? Ей дала его Розмерта, владелица «Сладкого королевства».
Астория нетерпеливо кивнула.
– Я наложил на неё заклятие Империус...
– Я так и думала!
Драко поморщился; ему было не особо приятно вспоминать эти события.
– ...причём на довольно длительное время. Для того, чтобы давать Розмерте указания и как-то связываться с ней, мне нужно было удобное и не бросающееся в глаза средство. Смит рассказал мне про зачарованные монеты и отдал свою.
Астория удивлённо посмотрела на него.
– А вторая? Для общения же нужны две монеты.
– Амбридж, – с отвращением сказал Драко, – изъяла монету у этой Эджком, которая вас выдала, и дала мне. Я уже тогда знал, как вы в ОД общаетесь между собой. Кстати, потрясающая идея! Всяко Гермионы Грейнджер?
– Конечно, – прищурилась Астория. Они остановились возле одной из теплиц, дверь в которую была открыта, очевидно, для проветривания, и повернулись друг к другу лицом. Астория сгорала от желания прикоснуться к Драко, но он как будто этого не замечал.
– В общем, Смиту нельзя доверять, – заключил он.
– Спасибо, – сказала Астория как можно ласковее. Он посмотрел на неё, усмехнувшись, и добавил:
– Я рад хоть чем-то помочь Отряду. Пожалуй, я горжусь тобой не меньше, чем Дафна. Вы молодцы, сопротивляетесь Тёмным силам, боретесь с Ты-Знаешь-Кем...
– Поцелуй меня, Драко, – внезапно сказала Астория, не в силах больше стоять так близко от него и говорить то о каком-то пуффендуйце, то о Волан-де-Морте.
Малфой только и ждал этой просьбы, а потому впился в её губы с такой страстью, что земля ушла у неё из-под ног. Она ответила на его поцелуй, тихо застонав от блаженства, и обвила его шею. Драко свободной рукой пробрался под её мантию и обнял за талию, прижимая к себе. Её близость, нежность её губ и учащённое дыхание сводили с ума. Он засунул палочку в карман брюк, и вторая рука потянулась к застёжкам на мантии Астории. Она позволяла ему всё больше: его прохладные пальцы проникли под жилет и рубашку и коснулись разгорячённого тела. Снова раздался стон, уже более громкий, и Драко понял, что вот-вот переступит грань между самоконтролем и безумием.
– Астория! Астория! Твой отец...
Они отскочили друг от друга как ошпаренные, но было поздно: Джинни уже успела заметить их вместе. Её глаза расширились, кулаки сжались; она тяжело дышала, но не от быстрого бега, а от смеси непонимания, гнева и ярости.
– Астория, ты... ты бродишь ночью... вот с этим?!
– Джинни, прошу тебя! – умоляюще прошептала та, понимая, что оправдания можно даже не искать. Всё это время она так боялась, что правда рано или поздно раскроется, что Джинни всё узнает; она так боялась потерять лучшую подругу, и сейчас... Это был конец. Астория в отчаянии смотрела ей в глаза, не находя нужных слов, но вдруг Драко неожиданно произнёс:
– Что с её отцом, Джинни? Что ты хотела сообщить?
– Не твоё дело! – прошипела та, дрожа от бешенства. Астория вдруг вспомнила, как Джинни наслала на Малфоя Летучемышиный сглаз на четвёртом курсе, чтобы помочь друзьям. Тогда она так гордилась ею, но сейчас всё было иначе, сейчас ей было нестерпимо больно видеть, как два дорогих ей человека испепеляют друг друга не самыми добрыми взглядами.
– Я люблю её, – спокойно сказал Драко, отчего Джинни ещё больше вскипела, но ничего не успела возразить, – и её семья волнует меня не меньше.