Сильнейшие
Шрифт:
— Ты ведь не знал эту крысу, нет? А почему такой понурый?
— Нет, не знал. Я… — Мальчик сжался, мечтая, чтобы его опустили на землю — и страшась этого. Ведь там лежало тело человека… — Он хотел убить тебя?
— Да. Он же сказал.
— А почему? Вы враги? — мальчик знал, что такое враг. Но никогда не видел ни одного врага.
— О да! — Кайе пояснил с легкой улыбкой, как показалось мальчику — счастливой: — Послы едва землю нашу успели покинуть… ну и дурак! Надо их всех… жаль, не удастся.
— А это… кто был? Почему? — отчаянно желая, чтобы
— Дурак он, и все… Один из свиты, наверное. Может, личная месть… Не знаю.
— А ты… ты и впрямь из Сильнейших? — осторожно спросил мальчик. Про власть и тех, кто правит, он тоже знал от эльо-дани. Это ему было понять куда проще — вот, например, его дани имел полную власть над ним.
— Я? Я из самого сильного Рода. Къятта — мой брат.
Мальчишка помедлил, собираясь с духом.
— Он, тот, сказал… что со мной будет?
— Сначала ты отдохнешь, вот только приедем, — юноша успокаивающе коснулся его плеча. — Не беспокойся, ну? Тебе будет тут хорошо… Думаю, ты все вспомнишь… Хм. А ты хочешь вспомнить? Иногда без памяти проще — это как начать жизнь сначала.
— Спасибо… Я не знаю, хочу ли… наверное… я ничего о себе не знаю… имени даже. Там, где я был, меня звали ачи — найденыш. И Рыжий…
— Огонек, — Кайе засмеялся, дотронулся до его головы. — А ты лучше эсса… говорят, у полукровок так часто. Верю. Эсса все деревянные какие-то.
— Огонек? Зови так, эльо, — он робко посмотрел на него. — Это красиво…
По хорошей дороге — передвигались быстро, невзирая на ночь. Один раз, под утро, остановились для короткого отдыха.
— Травы хола нарвите, — распорядился тот, с синими глазами. — Надо его от мошкары спасать. Сгрызут! — указал на Огонька, рассмеялся, в очередной раз поправляя шарф — мошкара так и вилась над пораненной щекой, в остальном никому, похоже, не досаждала. «Они потому и в открытой одежде, что знают, как защитить свое тело», — сообразил мальчишка.
Огонек прислонился спиной к дереву. Ноги и руки были все в ссадинах и синяках, больно было двинуться. Закрыть глаза и слушать, как далеко на ветвях переговариваются птицы-кауи. Трава успокаивающе шуршала, огромный жук с гудением приземлился на колено мальчика. Огонек дернулся, охнул, стукнувшись о ствол.
Идти подростку было некуда. Люди, что подобрали его, внушали только страх. Как легко им отнять жизнь… Но идти некуда.
Сквозь полуприкрытые веки Огонек видел, как юноша по имени Кайе что-то сказал одному из людей, и тот подошел к Огоньку, протянул баклажку.
— Пей. Потом тебя накормят. Сколько времени ты не ел?
— Не помню… дня два. Орехи… там росли орехи, — прошептал Огонек, съеживаясь под тяжелым взглядом.
Человек чуть не силой всунул баклажку ему в руку и отошел. Огонек осторожно поднес деревянную бутыль к губам… попробовал пару капель, потом сделал глоток побольше. Пряный напиток теплом разлился в желудке, согрел все тело. Что мальчику дали поесть, он уже не помнил. И нашли траву или нет, не знал. Запомнил одно — чьи-то руки спустя вечность подняли его в седло. И всадники снова помчались куда-то, и постукивали о дорогу копыта длинношерстных животных… Огонек спал.
Он и на следующем привале не проснулся. Огонька опустили на траву и пристально следили за ним. Братья устроились неподалеку, поглядывая на неподвижное тело подростка.
— Ну что тебе на сей раз взбрело в голову? — устало спросил Къятта. И впрямь — как не устать от такого? Вечно как на ножах танцуешь, когда братишка рядом. Да и не рядом — всегда о нем думать, беспокоиться, не натворил бы чего.
Младший дернул головой вместо ответа. Къятта сделал длинный глоток из маленькой плетеной бутыли, взглянул на солнце — скоро дом. Продолжил, не думая, что слова подействуют:
— Нравится играть в неуязвимого? Доиграешься.
— Я помню про щит… дед прожужжал все уши!
— Я не заметил, чтобы ты ставил его.
Младший прикусил губу.
— Спасибо.
— Не благодари. У тебя лицо, будто мешок кислых яблок съел. Лучше скажи, зачем тебе это лесное пугало?
— А почему бы нет? Занятный.
— Камушек на тропе подобрал… младенец! Тоже неосторожно, кстати.
— Да ну тебя. Этот… детеныш опасный? Я скажу Киаль, так вся Астала смеяться будет.
— Северяне довольно умны. Что бы сделал ты, если бы хотел уничтожить врага, которого нельзя или трудно убить в открытую? Договориться с южанами нельзя. А подослать такого детеныша можно.
— Бред! И помню я про осторожность!
Пальцы старшего пробежали по золотому знаку на плече Кайе:
— А то я не знаю тебя. Уже про все позабыл. Интересно?
— Интересно! — отбросил руку.
— Ну, пусть. Только пока подальше от него держись. А там выясним.
— Хватит командовать! Я не ребенок!
— Ты? Ладно, сориться с тобой из-за лесного недоумка не хочу, — Лениво откинулся назад, прислонился спиной к стволу.
Младший издал тихий звук, похожий на кошачье фырканье. Къятта взглянул на него сквозь ресницы — не знает, что сказать, но с поражением не согласится. Зверь взрослый, а в человечьем обличье еще совсем мальчик. Почему такая разница, понять бы…
Грис бежали легкой рысцой, неутомимые. Вконец измученный Огонек уже еле сидел, хоть сильная рука всадника удерживала его, не давала свалиться. А он то и дело засыпал, и просыпался испуганно, оглядываясь по сторонам, уже успев позабыть, кто и куда его везет. Впрочем, куда — он не знал все равно. И вот, в очередной раз провалился в полузабытье.
— Мы почти приехали. — Кайе коснулся его щеки. — Эй… не умирай! Рановато пока!
— Да, эльо, — прошептал Огонек, встряхиваясь. Только тут он сообразил, чья рука удерживает его в седле. Облегченно вздохнул — этот юноша с мягкими движениями и шальными глазами, чуть старше годами, не внушал такого страха, как все остальные.