Симфония Бесконечности. Акт 1. Эра отверженных
Шрифт:
–. Я… Я… – она помахала головой, будто бы хотела отогнать от себя плохие и мрачные мысли, – Это личное. Я не могу.
Разве она могла признаться ему, а уж тем более себе, в том, что её родная планета Урр вот уже многие годы пребывает в настоящей стагнации, приводящей к деградации и отуплению населения? Многолетняя мировая война привела их к тому состоянию, когда общество стало чрезвычайно либеральным и политкорректным, а, как следствие, убрало из обихода все оценки и суждения, ранее помогавшие им расти и развиваться. Была ли она хорошим правителем? Смотря по каким меркам судить. Её подчинённые считали её одной из лучших в своём роде, а она… Урра смотрела на историю древней Земли, которая была проникнута духом грандиозности и величия и понимала, что такого её дому уже никогда
–. Простите, – услышала она голос Аллаотта.
–. Ничего. Я лишь рада, что смогла достойно послужить им, – на секунду она почувствовала себя не всеведущей правительницей, а лишь маленькой девочкой, которую семья впервые вывела в леса Руакки: темнота, сырость и… страх.
–. Вы расстроены, госпожа Урра, – он никак не мог замолчать, – Я могу как-то помочь?
–. Нет… – она почувствовала, как по её полупрозрачному лицу предательски поползла самая настоящая слеза, – Просто… Нет.
Урра ускорила шаг и поравнялась с Адамсом, который так сопел, что уж точно не был готов ни к каким разговорам. Аллаотт впал в раздумья. Он и не думал, что выполнить поставленную перед ним задачу будет так сложно.
Как это ни удивительно, но разговор между Кроггом и Горцем проходил гораздо живее, нежели между двумя интеллектуалами группы. Казалось бы, чего можно ожидать от двух мужланов, которые всю свою жизнь посвящали себя войнам, сражениям и убийствам? Однако нет – они трещали подобно сорокам, которые, к слову, перескакивали прямо над их головами с ветки на ветку, с любопытством рассматривая редких гостей. Стоит лишь отметить, что при этом их разговор не отличался вежливостью и учтивостью, но тут уж ничего не поделаешь.
–. Значит, ты ему служишь? – Горца этот вопрос мучил с самого момента, когда он увидел Кэсседи и Крогга вместе: две противоположности вместе, как два сапога пара.
–. Нет, – отрезал Крогг, продираясь сквозь кусты подобно разросшемуся йети.
–. Задеваю гордость? – Горец усмехнулся своей классической гаденькой усмешкой; при этом он обнажил заострённые зубы: атрибут воина на его планете. Каждому мальчику, решившему отлучиться от мира и направить свой путь на тропу войны, ритуально затачивали зубы, делая его настоящим хищником. Легенды древности Акруса рассказывали о том, что его благородные предки питались мясом своих врагов для восстановления сил, излечения ран и получения новых рецептов ядов. Да, так уж получилось, что акрусианцы не просто учились своему ремеслу производства и выделения ядов, а постигали его долгие годы, понимая, как смешивать и совмещать жидкости в своём организме для получения определённых результатов. Горец был не то, чтобы лучшим в своём деле, но из всех встреченных им врагов, он пока ещё оставался самым успешным.
–. Пф, – Крогг сплюнул, – Я сомневаюсь, что такое склизкое чмо как ты вообще может задеть мою гордость.
–. Это слова слабака, – гордо заявил Горец, – Если ты желаешь оскорблять, то делай это на языке силы, а не своим поганым помелом.
–. Хм, – на секунду Крогг услышал себя в булькающем говоре этого пришельца.
–. К тому же, – понять его речь было довольно сложно, но привыкнуть вполне можно: если конечно не стошнит – Горец говорил так, будто он пытается пить, говорить и изрыгнуть выпитое сразу, – Я задал вопрос. Ты обязан ответить. Это закон моего мира.
–. Мы не в твоём мире, – Крогг с напускной яростью отломил толстенный сук, который за секунду до этого чуть было не ударил его в массивный лоб.
–. Но и не в твоём, – Горец шмыгнул носом, втянув в себя сползающую по лицу жижу: может кому-то на этой планетке это могло показаться гадким, но на Акрусе кеметца бы посчитали чересчур сухим: как фрукт гарра во время Великой сезонной засухи.
–. А тебе откуда знать, что я не с Та-Кемета? – Крогг искренне задумывался о том, что после завершения их экспедиции он оторвёт этому слизняку его мерзкую башку: будет с одной стороны противно, но с другой стороны – так удовлетворяюще…
–. Да брось, – снова кривая как полумесяц ухмылка, – Ты горилла по сравнению с этими чудиками. Или ты мутант какой дикий, или инопланетянин с другой планеты…
–. Не с планеты, неуч, – он не скрывал своих чувств, зачем? Пусть этот упырь чувствует его неприязнь и купается в ней подобно тому, как молодые жители его космической станции купаются в крови первых своих жертв, – Я с Головы Зевса. Ты небось и не слыхал о такой?!
–. Как же, как же! – Горец впервые посмотрел на Крогга с видимым уважением, – Да о вас легенды ходят! Вы же настоящие машины для убийства, которые возвели кровопускание в настоящее искусство. Можешь мне не верить, Крогг, но вы для нас – образец для подражания. А мы убиваем ради чести и забавы на протяжении тысяч лет…
Ладно, смерти он избежит, – решил для себя гигант: надо сказать, что большинство рас смотрели на его народ как на ошибку эволюции, некий вырожденческий элемент прошлой земной экспансии. Варвары, которые каким-то образом умудрились выжить в суровых и нелицеприятных условиях адского притяжения Юпитера и клаустрофобских коридорах и помещениях Головы Зевса, и теперь требуют признания своей человеконенавистнической и кровопролитной культуры на Галактическом уровне. Да, он сам понимал, что их вера в величие смерти и убийства шла в разрез с идеалами ВМО и кеметского правительства в частности, но вот только не они были виноваты в том, что жители Головы Зевса превратились в прирождённых убийц. Земля сама кинула их на произвол судьбы, когда погрузилась в свои собственные проблемы вместо того, чтобы уделять время своим колониям и космическим станциям. Они называли это эрой Забвения, но он считал, что это лишь слабые отговорки и признание своего неумения справиться с ситуацией. Если бы земляне были сильны тогда так же, как до войны с Жао, то они бы смогли справиться и с Забвением. Но нет – они предпочли трусливый путь, бросив Голову Зевса на произвол судьбы. Оставив их на верную смерть. Но нет. Они стали сильными. Они стали мощными. Они стали настоящими машинами убийства. Они выжили за счёт смерти. И пусть Галактика расколется надвое, она обязана признать их культуру, – хотя бы как компенсацию за века отчуждения…
–. Только вот ты маловат вроде… – все дружеские чувства, которые на секунду вспыхнули в Крогге к Горцу, улетучились за мгновение, – Я много читал о вас и знаю, что вы должны быть хотя бы метра три ростом…
–. Я изгой… – признание есть часть силы. Пусть этот слизняк зарубит это себе на носу.
–. А… – только и смог сказать Горец.
Да, хотя Крогг и был изгнанником, но всё равно он всячески радел за свою родину и мечтал рано или поздно туда вернуться, чтобы доказать своим собратьям свои силу и мощь. Более того… Но нет, об этом пока нельзя думать. У него пока ещё был долг перед Кэсседи. И не только долг… Его очередная слабость…
–. Не думал, что мы с тобой так похожи, – Горец говорил себе в нос, отчего Крогг еле-еле разобрал его слова.
–. Ты что там мямлишь?? – взревел он, чем даже на секунду привлёк Адамса. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на гиганта, но тот покачал головой, и Кэсседи быстро отвернулся, стараясь не потерять направление пути.
–. На Артосе все воины – изгои. Путь воина – путь одиночества. Если ты уходишь из общины в надежде стать уважаемым убийцей, то ты должен порвать все свои связи с ней. Ты становишься смертью. Точнее… Жжак. Несущим смерть. А смерти… не место среди мирных существ.