Синдром космопроходца
Шрифт:
Стенами залу служили обзорные экраны, транслирующие вид звездного неба, передаваемый многочисленными зондами, окружающими базу. Свет был приглушен, вокруг простирался великий космос – пространство, которое никто и никогда не смог бы постичь. Вряд ли в науке вообще существовало слово, описывающее количество входящих в него звезд. Внимание привлекла краткая вспышка: возможно, на один из подходящих к базе кораблей попал одинокий пучок света и тот вспыхнул маленькой звездочкой. Во время эвакуации беженцев с Альта-Бен пучок самопроизвольно блуждающих фотонов попал в один из крейсеров сопровождения: «Асприн». Обшивку крейсеров специально делали матово-черной, как и всех
Рокотов испытал чувство, сродни посетившему его в тот момент. Даже агорафобия притупилась. Казалось, космос вливался в него отовсюду, дышал в нем, пел и разгонял по жилам кровь с критически опасным содержанием звездного ветра: истинного наркотика космопроходцев, подстегивающего волю, удесятеряющего силы и сводящего с ума в конце пути.
— Назовитесь, капитан, — начбазы был родом из системы Вега, что накладывало свой отпечаток. Эдгар Готов обладал не просто басом, на шипящих тот уходил в область низких частот, отчего у собеседника в буквальном смысле тряслись поджилки.
Рокотов, одурманенный кадо, не чувствовал ни физического дискомфорта, ни страха. Его словно омывали воды незримого океана, и окружал прозрачный купол защиты. Улыбаться хотелось постоянно и, пожалуй, Ника он чувствовал сейчас так четко, как никогда. С первым помощником они не только приятельствовали, в моменты чрезвычайных ситуаций, когда времени катастрофически не хватало, они могли договориться с полуфраз, а то и слов, но никогда еще Рокотов не ощущал состояние Ника на уровне эмоций.
— Максим Рокотов, капитан с полномочиями командора, номер идентификации «ТН5-34566», звездолет серии «Х48-4. Исследователь» именование «Айза», — представился он по всей форме.
– Хорош…шо… — начбазы не являлся его непосредственным начальником, но разбирал все конфликты, происходившие на его территории. Эту самую территорию он воспринимал едва ли не частью себя, а потому нарушителю спокойствия ничего не светило априори.
По идее, кроме Готова на разбирательстве обязан был присутствовать представитель высшего командования флота (какой уж найдется на базе, а такой непременно обязан бы отыскаться), но тот отсутствовал. Обычно звездолетчики своих не бросали и по возможности смягчали наказание, а то и отыгрывали право взыскания у штатских «коллег» (домашний арест в собственной каюте на родном судне всяко лучше содержания в изоляторе, да и сроки отстранений от службы не шли ни в какое сравнение). Рокотова оставили без защиты, а вот в том, что принятое здесь решение будет считаться законным, сомневаться не приходилось. Его, разумеется, получится обжаловать, но судебные процедуры длительны, и сын квантовой суки (одной из неприятнейших по прохождению аномалий) добьется своего в любом случае — отстранения на срок до года.
— Я считаю вас отвратительным возмутителем спокойствия, -- заявил Готов.
«Хорошо день начинается», – подумал Рокотов и на реплику промолчал. В конце концов, он действительно не сдержался, распустил руки, да еще и врезал сынку какого-то землянина.
– Будь моя воля, из капитанов вы вылетели бы.
В грозном тоне послышалось сожаление, но оно совершенно не было связано с карой, которая могла бы, но, увы, не постигнет проштрафившегося капитана: Готов очень хотел во флот, улететь с базы в ту даль, что манила за этими экранами. Рокотов не имел понятия, почему этот человек оказался здесь. Готов точно был недоволен своим положением.
Рокотов на мгновение прикрыл глаза. Чего он, в самом деле? Сочувствует человеку, который решил списать его? Он? Максим Рокотов? Человек, по словам очень многих, обладающий способностью к сопереживанию, стремящейся в минус?
«Со стимуляторами точно надо заканчивать и не стоило начинать», – подумал он.
– Однако полномочий разжаловать меня у вас нет, – произнес он как мог покойно. Голос даже не дрогнул, подозрительный звон в ушах притих и, пусть не пропал вовсе, но думать не мешал; последствия алкогольного отравления не беспокоили, а голова казалась как никогда ясной.
Ник заметно напрягся. Будь он на месте своего капитана, непременно смолчал бы. Впрочем, скорее всего, он на этом месте и не оказался бы. Первый помощник всегда просчитывал ситуацию заранее. Он если и пускал в ход кулаки, то только когда иначе не выходило. А еще Ник вряд ли чувствовал, каким удовлетворением вдруг повеяло от огромной фигуры Готова.
– Зато могу посадить под арест или выкинуть с базы. Далеко ли вы пролетите со сломанным межпространственным двигом, капитан? На досветовых до ближайшей верфи? Доберетесь, если повезет. Лет за пять. А может быть и нет.
Рокотов затаил дыхание: «Блефует?.. Кодекса космопроходцев придерживались и штатские. Нельзя кинуть корабль, терпящий крушение, чьим бы он ни был!»
На обратном пути от Кассиопеи «Айзе» не посчастливилось пройти вблизи зарождающейся сверхновой. Не имелось возможности ни уйти на сверхсветовую, ни обойти опасный участок: гравитационная аномалия, попадающаяся в космическом пространстве не столь редко, как хотелось, смяла бы корабль, словно пресс жестяную банку. Потрепало их весьма нехило. До базы едва дотянули. Щиты полетели в дыру, системы, обеспечивающие искусственную гравитацию, частично вышли из строя, и на корабле сила тяжести подскочила едва не до один и трех «Ж». Терпеть ее выходило, но не изо дня же в день. Когда «Айза» добрел до своих и пристыковался, экипаж более всего напоминал сонных мух.
– Ошибаетесь. Если вы воплотите свою угрозу в жизнь, мы сумеем достичь «Авроры» через месяц на досветовых, – проронил Рокотов. Он тоже умел блефовать.
– Через пояс астероидов? Без щитов?
– Там есть орбитальные верфи, починимся, – проигнорировав вопрос, заявил Рокотов. – Однако я не стану молчать. Все время, что мы, пыхтя и подсаживая досветовой двиг, полетим к «Авроре» и через этот клятый пояс, я буду в общем эфире петь рулады вашей базе – точно мало не покажется. Уверяю вас, по крайней мере, половина звездных капитанов флота узнают, как здесь поступают с потерпевшими кораблекрушение.
– Не цените вы свою команду капитан.
Рокотов ценил и даже очень. Особенно – за готовность идти с ним куда угодно, хоть в центр звезды. Однако готовность эта возникла вовсе не благодаря рабочему рвению членов экипажа, а потому, что каждый на борту знал: капитан и сам отправится в центр звезды за каждым из них.
– Я так понимаю, против ареста вы не возражаете?
– Нет, господин начбазы, – ответил Рокотов. – Починка межпространственного двига продлится несколько недель. Все это время я охотно проведу хоть в заточении в каюте, хоть в тюрьме, хоть на общественно полезных работах, однако через три месяца мы обязаны прибыть на Калифу.