Синдром синей бороды
Шрифт:
Только она зашла в подъезд, как столкнулась с Грековым старшим.
— Лика? — спросил он притормозив. Глаза широко распахнулись, выдавая удивление. Девушка не сдержала улыбки для милого человека:
— Доброе утро Егор Аркадьевич.
— Доброе утро, Лика. Ты к нам? Почему так рано?
— Вероника Львовна просила.
— А-а. Да. Совсем забыл, — улыбнулся. А девушка залюбовалась его улыбкой: искренней, доброй. Теплая ладонь мужчины легла на затылок Лики, губы прикоснулись ко лбу. — У тебя все хорошо?
— Да, — доверчиво прислонилась к его плечу. Тепло и уют,
И вздохнула: ему и ей нужно идти на работу. Отодвинулась и, запечатлев ответный поцелуй на гладковыбритой щеке, перекрестила мужчину:
— Храни вас Бог и Ангелы-Хранители.
Егор Аркадьевич рассмеялся и, качнув головой, легонько подтолкнул Лику к лифту:
— Через час увидимся. Беги.
В квартире Грековых стояла тишина. Не удивительно: Егор Аркадьевич ушел на работу, Ярослав в школе, Маша наверняка еще спит. У нее ангина: значит постельный режим, покой, витаминные чаи, книги из папиной библиотеки. Вероника Львовна наверняка в своем `храме' — на кухне. Да, дверь плотно прикрыта.
Лика скинула верхнюю одежду, кроссовки, и легонько постучала, перед тем как зайти в помещение.
Вероника Львовна пила чай и писала очередной указ. Ей, кому же еще?
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Лика, — кивнула сухо. Лицо словно из воска вылили. `Интересно, что случилось? — нахмурилась девушка.
— У вас все хорошо, Вероника Львовна?
— Почему ты спрашиваешь? — уставилась на неё подозрительно.
`Значит, я попала в точку'.
— Вы бледны.
— Не выспалась. Иди сюда. Можешь сесть.
Девушка послушно опустилась на табурет.
— Вот список первоочередных дел. Ясно? — Вероника развернула к ней лист исписанной бумаги. Лика пробежала взглядом по строчкам: Паласы и дорожки пропылесосить, полы вымыть, цветы полить, пыль протереть, в комнатах прибрать, привести в порядок ванную комнату, Машину дубленку в химчистку отдать, купить салфетки, зубную пасту, колдакт, аспирин, амоксициллин, оплатить телефон.
И кивнула: Все как всегда, обычный распорядок дел Золушки.
Вскинула ладонь к виску:
— Будет сделано.
Женщина недовольно посмотрела на девушку:
— Не вздумай резвиться. Завтра в девять будь здесь. И так каждый день пока не отпадет надобность в твоих услугах. У нас гости. Если увижу, вернувшись с работы домой хоть соринку в комнатах, лишу премии, если узнаю, что ты позволила себе вольности, нарушила пункты нашего договора — уволю.
Лика опять кивнула: что ж не ясного? Сколько она работает у Грековых, столько Вероника Львовна её выгоняет. Но ни разу не выгнала. Потому что не может — это знает она, это знет Лика. Но подобный вариант не исключают обе — одна мечтая, другая — опасаясь.
— Займись пока ванной. И не шуми!
И выпихнула из кухни.
Вероника Львовна готовила завтрак.
Лика протерла кафель в ванной, пытаясь разложить услышанное и увиденное за утро по своим полочкам, и пришла к гениальному выводу — что-то происходит. И знала — что? Перемены. Их запах ни с чем не сравнить. Так пахнет зимой в октябре, весной в феврале, дождем в безоблачный солнечный день. Нечто подобное
Одно девушке было не ясно — каким образом это относится ко ней? А то, что так и есть сомнений не было. У нее обостренное чутье на подобные вещи. Она знала, что Господь всегда подсказывает ей, что и как. Другое дело, что она не всегда правильно истолковывает подсказки.
`Например, к чему у меня с утра сосало под ложечкой? Так бывает и перед хорошими, и перед плохими событиями. Но если сложить остальное: то, что в ближайшее время у меня будет много работы, а, следовательно, и заработок увеличиться, то, что я не опоздала, встретила Егора Аркадьевича, а не злую соседку или старого добермана, говорило о хороших переменах. Но если подумать с материальной точки зрения, приняв во внимание вид Вероники Львовны, обещание Егора Аркадьевича вернуться через час, гостей, и атмосферу беды, витающую в квартире Грековых, то перемены в их семье грозят неприятностями мне. Минимум лишусь работы. Однозначно плохо, но к плохому ли — вопрос. Два минуса могут дать плюс', - думала вытирая пол.
И перестала ломать себе голову, отложив решение ребуса до следующей подсказки.
Убрала тряпку и пошла поливать цветы.
Распахнула дверь в гостиную и замерла: вот тебе и подсказка.
У разложенного дивана стоял мужчина в плавках. Невысокую, но крепкую и ладную фигуру обнимали туманные тени ненастного дня. Волосы чуть взъерошены, взгляд черных глаз цепок и пронзителен. Надменный, оценивающий прищур…
У Лики екнуло сердце. Под ложечкой опять засосало и прошло холодом к горлу понимание — лицо мужчины и портрет на стекле нарисованный утренним ливнем был один в один!
Девушка шагнула навстречу незнакомцу: коль дал Господь, не ей от его дара бегать. А что и зачем — ему видней.
Вадим только встал и хотел одеться, как дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась девушка. Молча застыла, во все глаза, разглядывая его. Не то, что он не ожидал подобной бесцеремонности или растерялся под пристальным взглядом темных глаз, скорее он просто потерялся в них: пронзительных завораживающих, знакомых, как его собственные глаза и одновременно не знакомых, далеких, как звезды на небе; живых и словно — мертвых.
Таким взглядом можно и убить, и оживить.
Вадим забыл что хотел, где находится. Он смотрел на незнакомку и силился совладать со странной, одуряющей тишиной в голове… и теплом, что вдруг разлилось в груди, пошло по членам и мышцам волной.
Нужно было бы возмутиться и выставить вон незваную посетительницу, но именно этого и не хотелось делать. И казалось, что перед ним не человек, а призрак или виденье, и стоит лишь шевельнуться, издать звук, как оно исчезнет.
Девушка качнулась, неслышно подошла к Вадиму и остановилась так близко, что он уловил запах ее волос, черных, как ее глаза. Тонкие, неестественно белые пальцы потянулись к нему, дотронулись до старого рубца на груди, застыли на рубце оставленной заточкой щербатого на ребрах. В глазах девушки появилась тоска и боль, словно давно забытая Вадимом рана отдалась незнакомке и та приняла ее, прочувствовала.