Синие берега
Шрифт:
Теперь говорила она, не останавливаясь, словно боялась, что пауза собьет ее мысли. Но боялась она не этого, боялась, что заговорит Саша.
А когда наступила пауза, Саша продолжал молчать.
– Боже мой, Сашенька...
– заговорила снова прерывающимся голосом. Сашенька...
Что еще сказать? Она горестно не представляла этого. Как и Саша только что, она не замечала своего движения по ночному лесу, не загораживала глаз, не оберегала лицо от втыкавшихся в щеки сучьев.
– Сашенька, Сашенька, пойми, ты ближе мне, чем все друзья детства, чем все, с которыми
– Несмотря ни на что? Как это?..
Она не узнавала Сашу, молчаливого Сашу. Действительно, потрясения меняют человека, делают его иным. Разве она не стала иной за эти дни? Разве ей сейчас не удивились бы папа, Полина Ильинична, дядя Федя Федор Иванович?
– Сашенька, не надо, не надо больше, - попросила она.
– Не мучь ни себя, ни меня. Хорошо? Обещай, Сашенька!
Мария в первую минуту и не заметила, что рука Саши подхватила ее, поддерживая, чтоб не споткнулась, не упала, он сделал быстрый шаг. Подчиняясь ему, Мария тоже пошла быстрее. Саша ступал, ступал и с каждым разом шаг становился тверже, словно новое испытание, обрушившееся на него, придало ему силу, без которой терпение невозможно.
Ночь стала ослабевать, но свету еще не поддавалась.
– Ну, герои, - окликнул Андрей Марию и Сашу.
– Что нос повесили? Живы пока. И живы будем, - поспешил добавить.
В лицо, почувствовал он, дунул влажный ветер, это роса, - прикрыл он веки.
Потом проступил свет, тусклый, неровный, земля отделялась от неба, и воздух постепенно становился утренним.
Они выбрались из темноты.
Мария увидела: Саша осунулся, щеки побледнели, и веснушки на них побледнели, глаза опущены, словно ни на что смотреть не хотели.
– Сашенька, давай бинт поправлю. Сполз с головы. Сменить надо. Остановимся вот, перевяжу.
"Бинт, она говорит? Какой бинт?" Саша вспомнил: рана на голове. Ему казалось, что сказал что-то, но на самом деле молчал, не мог и слова произнести. Напряженно смотрел он ей в глаза, словно надеялся прочесть в них не то, что услышал, когда было темно. Не верилось, что было это полчаса, час назад. Давно это было, так давно, что все в голове перепуталось и ничего подобного она не говорила. Когда жизнь в опасности и каждую минуту подступает смерть и надо как-то обходить ее, мало ли что примерещится. Он смотрел Марии в глаза и искал подтверждение мелькнувшей надежде. Но увидел в ее глазах лишь полное изнеможение, залегшую печаль и по слезинке в каждом, оставшейся в них с ночи.
– Не задерживаться! Не отставать!
– торопил Андрей.
– Видно уже...
Слух уловил отдаленное движение воды. Рота подходила к речке. Невысокая у берега, вода стучала по раскиданным и выпиравшим наружу камням. Она откатывалась и возвращалась, и стучала и стучала по камням. Ветер, пробившийся сквозь заросли, падал на воду, и мелкие рябинки торопливо отходили к противоположному берегу, оставляя за собой сероватую гладь.
С моста был сорван
С реки тянуло прохладой и пахло илом, рыбой. Наклонившаяся над рекой ива раскинула свои тонкие ветви, и самые длинные из них касались воды, и вода текла под ними, и ветки чертили узкую дорожку на ее серебристой поверхности. Андрей растерянно смотрел на иву, на камни у берега, на мертвые балки там, где был мост. Где ж перейти ее, речку? Не через каждый же километр переправы? Он выругался от досады. Как бы поступил комбат? подумалось. В самом деле? А он сказал бы одно слово: двинулись. И пошли бы, и пошли бы... Еще как бы пошли! И не потому, что сказал это комбат. Потому что, значит, и нельзя иначе.
– Двинулись!
– приказал Андрей.
– Сначала Шишарев... и Тиша.
Валерик поспешил за ним.
– Куда?
– остановил его Андрей.
– Отыщу брод, тогда. А пока пойдут те, кому приказал. Назад!
– Не имею права. Без вас, товарищ лейтенант, - решительно дернул Валерик головой.
Но Андрей уже был в реке.
– Валерик, не менее десяти шагов сзади меня. Слышишь?
Валерику было трудно ответить: он захлебывался.
В реку вступили Шишарев и Тишка-мокрые-штаны.
Семен следил, как двигались Андрей и Валерик за ним, и Шишарев, и Тишка-мокрые-штаны, Андрей - высокий - был в воде уже по грудь, он остановился. Позади, метрах в пятнадцати, тоже по грудь, остановился и Валерик. Потом Андрей взял влево, все равно, глубоко, взял вправо, глубоко, глубоко. Он, должно быть, раздумывал, что делать.
– Лейтенант, - крикнул Семен.
– Давай назад. Назад, и пробуй влево-вправо! Влево-вправо...
Андрей повернул обратно. Держа, как и Андрей, оружие над головой, шел, теперь впереди, Валерик. Поравнялись с Шишаревым и Тишкой-мокрые-штаны.
И Андрей снова подался влево, прошел немного. Опять по грудь. Отступил. И вправо. Еще глубже. Вернулся. Что же делать? Взял в сторону, двинулся прямо. Шаг. Шаг. Шаг. Шаг. Шаг... Вода только по пояс, только по пояс. Выше не поднималась. Кажется, набрел. Кажется, набрел, - охватила его радость.
– Кажется, набрел! Он почувствовал под ногами камни. И уверенно направился к противоположному берегу.
Медленно, медленно пробирался Андрей дальше. Вода по-прежнему до пояса. Вон и берег близко. Можно идти! А за ним уже шли и Валерик, и Шишарев, и Тишка-мокрые-штаны.
Теперь вошли в воду Пилипенко и Петрусь Бульба, они несли пулемет. Шли, как по линии, на Андрея, стоявшего у берега лицом к ним.
– Разрешите, товарищ политрук, сестре помочь перейти речку? обратился Саша к Семену.
– Да. Ты и Данила пойдете с сестрой.
Наконец все перешли на другой берег. Мокрая одежда плотно приладилась к телу, с нее стекала вода. По спине пробегала дрожь, мелко стучали зубы, волосы слиплись.
Постояли на берегу, перевели дыхание.
Мария наматывала на Сашин лоб свежий бинт. Валерик подошел, дождался, пока Мария кончит.