Синие берега
Шрифт:
Шоссе вдали пересекало железную дорогу, и Андрей увидел шлагбаум. Когда машина приблизилась к шлагбауму, солдаты с автоматами через плечо выходили из будки на переезде, готовясь опустить полосатую перекладину: уже слышался гудок паровоза.
Но останавливаться нельзя. Могут заглянуть в кузов, под брезент. Останавливаться нельзя! Во что бы то ни стало перескочить через переезд, пока еще можно.
– Проскочишь?
– задыхался Андрей от волнения.
– Попробую, - неопределенно откликнулся Рябов.
– Надо проскочить! Жми на всю катушку! Жми!.. Жми!..
Машина
Андрей увидел в боковом стекле изумленные лица солдат у шлагбаума. Они растерянно размахивали руками, что-то предупреждающе кричали, побежали было наперерез.
Машина выскочила на переезд. Еще минуты две - и длинный состав отделил ее от солдат по ту сторону шлагбаума.
– Рябов! Жми!..
Андрей глянул назад: у переезда мелькнул последний вагон состава, и тотчас шлагбаум поддался вверх. Андрей услышал автоматный треск сзади. Никакого сомненья: вслед стреляли. Мотоциклисты катили во всю мочь. Теперь это была погоня.
– Жми!.. Жми!! Рябов!..
Рябов почувствовал боль в левом бедре. Боль усиливалась. "Эх, не вовремя", - оборвалось внутри. А нога нажимала, нажимала на акселератор, окостенели напрягшиеся на баранке руки, глаза впились в смотровое стекло.
Еловый лес подходил ближе и ближе к шоссе и уже двигался вровень с ним, метрах в пятидесяти.
Из кузова забарабанили кулаками в стенку кабины.
– Притормози!
– тронул Андрей колено Рябова.
– Андрей!
– кричал из кузова Семен.
– Надо бросить машину! И в лес! Слышишь меня? Андрей?
"Надо бросать машину, - лихорадочно билось в голове Андрея.
– Бой принять здесь не могу, открытое место. Только в лесу. Если мотоциклисты кинутся туда за нами. Но как выбираться под огнем? Как?.."
Семен все еще кричал из кузова:
– Решай! Слышишь меня? Андрей! Мы с Пилипенко дадим из пулемета по мотоциклам! А народ будет выбираться из кузова! Да?
– Да!
Стук длинной очереди, раздавшейся из кузова, заставил Андрея вздрогнуть.
Андрей судорожно распахнул дверцу кабины.
– Рябов! За мной!
Бойцы выскакивали из кузова.
Секунда. Две, три. Четыре...
– Рябов! За мной!
– Нет.
– Обычная для Рябова пауза.
– Я останусь. И покачу дале. Отвлеку часть мотоциклистов. Меньше останется на вашу долю. А тем, что увяжутся за мной, амба! Никуда не денутся. У меня граната. Фенька... Фенька накрошит их, как положено.
– Он говорил спокойно, почти бесстрастно. Локти его терпеливо лежали на баранке. Было видно, он ясно представлял себе, что произойдет после того, как нажмет на стартер, пронесется по шоссе километра два-три-четыре и его догонят мотоциклисты. Не теряй время, лейтенант. Минута дорога. Выбирайся...
Он убрал ногу с педали тормоза.
Перед мысленным взором Андрея мелькнул костер на полянке, и как бы услышал голос Рябова: "Бедро малость разорвано... а еще смогу фашистам напомнить о себе..." Он взглянул на Рябова, на шоссе - мотоциклисты были уже недалеко и открыли огонь.
Андрей увидел: все бежали к лесу. Бежала Мария. И Полянцев, держась за руку Вано,
Андрей повернул голову: машина неслась вперед, вслед ей рвались мотоциклы. На мгновенье вспомнилось ему, что глаза Рябова перед тем, как он двинулся дальше, поголубели. Глаза у Рябова темные, это он знал, определенно темные, и вдруг поголубели. Может, оттого, что, Малинки возникли перед ним?..
Андрей подумал об этом, когда уже подбегал к лесу и услышал взрыв подорвавшейся машины и увидел дым на шоссе.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
И никакой это не лес, черт возьми! Неглубокая роща. Со всех сторон, шагов сто, двести и - опушка. "Вот где накроют нас... В покое не оставят, - размышлял Андрей.
– Нет, не отвяжутся..." Не все мотоциклы погнались за машиной, за Рябовым.
Сквозь опушку виднелось поле. И несколько селений, недалеко друг от друга. Что там, в этих селениях?
На этот раз в разведку идти Марии, кроме сапог, ничего на ней военного. А сапоги - что! Могла и по дороге подобрать - убитых много.
– Как, Мария?
– спросил Андрей. Глаза его выражали одновременно тревогу и уверенность, что все обойдется.
– Как, Мария?..
– А как? Пойду, и все.
– Оборвалась ты с нами подходяще, - попробовал Семен пошутить. Беженка, точно.
– Я и есть беженка.
Мария незаметно отделилась от рощи и пошла по направлению к ближней деревне.
Страха она не испытывала, и это удивило ее. Только беспокойство не покидало ни на минуту: справится? "Не справлюсь, в чем-нибудь оплошаю, и все погибнут..." И чтоб придать себе бодрости, ни о чем другом не думала, лишь повторяла: "Справлюсь. Справлюсь. Справлюсь. Обязательно справлюсь. А почему б не справиться?" Она хотела глотнуть воздуха, но поперхнулась и зашлась кашлем. Остановилась, пока кашель уймется. И увидела невдалеке большак. Осмотрелась: большак вел в ту деревню, куда Мария направилась.
Никакой взволнованности, никакой встревоженности лицо ее не должно выражать. Обыкновенная усталость путницы, и все. И спешить зачем? Убавить шаг, торопливость ни к чему. Спокойней, спокойней... Вот так, еще спокойней. Сколько помнит себя, лет с четырех помнит себя, она любила смотреть в небо, и это унимало слезы, если плакала, сглаживало тревогу, если была озабочена, глаза всегда тянулись вверх.
Она посмотрела в небо, такого неба еще не видела в своей жизни, небо никогда еще не было таким светлым, голубым, чистым таким, высоким, будто поднялось выше возможного, и в самом деле совсем успокоилась. Она подходила к деревне.