Синие берега
Шрифт:
У околицы, на взгорье, в саду, высилось двухэтажное кирпичное здание. Похоже на школу. Так и есть. На фронтоне красной кирпичной крошкой выложено: школа. Подошла ближе. На дверях надпись и по-немецки: школа. Сунулась в калитку. Никого. Поднялась по широким каменным ступеням. Никого. Постучалась в дверь. Никакого отклика. Снова постучалась. Никого. "Пойду дальше, - подумала.
– Загляну в ближайший дом, попробую что-нибудь вызнать".
Спускалась вниз. Третья ступень. Остались еще две. Услышала за спиной немолодой скрипучий голос:
– Вы ко мне?
Быстро
– Знаете...
– растерялась Мария. Снова поднялась.
– Нет, не знаю, - сдержанно сказал мужчина, поправил очки. Он внимательно рассматривал ее, ждал, что скажет дальше.
– Попить, - не нашлась Мария.
– Пить очень хочется.
В уголке рта мужчины чуть обозначилась и не раскрылась усмешка. Словно уличенная в чем-то, Мария опустила голову.
– Из-за кружки воды свернули с улицы?
– Он явно насторожился. Пожалуйста, заходите. Вода покамест есть.
"С чего начать? Как сказать? Этому меня не научили ни Андрей, ни Семен.
– Сердце билось часто-часто.
– И сразу чепуху сморозила: попить... Человек понял же, что чепуха. Девчонка еще. Совсем девчонка!" - ненавидела себя.
Они шли по пустынному гулкому коридору.
Коридор показался длинным, очень длинным. На стенах, под запыленными стеклами, висели гербарии, красовались газеты: "Наша школа", "Наш класс", кумачовое полотнище, на котором белыми буквами: "В добрый путь жизни, дорогие выпускники!" Мария шла, едва переступая. Неужели всего три месяца назад сидела она за партой, заглядывала в учебник и готовилась в этот самый "добрый путь"? Слезы душили ее, она заплакала б, если б мужчина снова не заговорил:
– Моя комната.
– Он остановился у полуоткрытой двери.
– Заходите.
Она вошла, взволнованная, растерянная.
– Пейте, пожалуйста.
– Мужчина подал ей чашку с водой. В углу, на табурете, блестел металлический бачок, такой же, какой видела в коридоре. Но в коридоре возле бачка была и жестяная кружка.
Мария выпила почти всю чашку. Она и в самом деле хотела пить.
– Спасибо.
– Роман Харитонович, - назвал себя мужчина.
Мария поспешно откликнулась:
– Мария...
С опаской смотрела она на мужчину в сером холщовом костюме. "Как приступить к делу? С чего начать? Что говорить?" Тот ждал. Ждал, не проявляя нетерпения.
– Роман... Харитонович.
– "Скажу все как есть" - решила.
– Я скажу вам все как есть...
Он невозмутимо наклонил голову.
– Помогите нам...
– Кому это - вам? Вы не одна?
Роман Харитонович испытующе смотрел на Марию.
– Нам плохо. Очень плохо, Роман Харитонович...
– Мария закрыла лицо руками, разрыдалась.
– Немцы загнали нас в рощу... Выловят, если не уйдем оттуда... Командир послал меня...
Роман Харитонович молчал. Он опустил голову. Возможно, думал показалось Марии.
– А вы, девушка... Мария... опрометчивы, позвольте вам заметить. Не знаете меня, не представляете, куда вас несчастье занесло, и сразу - все начистоту. Черта похвальная
– Он скосил глаза.
– Вот закрою вас здесь и пойду сообщу полицаям. Они у нас есть.
Мария отпрянула к стене: что наделала!
– Успокойтесь, ничего этого не случится, - размеренно продолжал Роман Харитонович, поняв ее состояние.
– Я счел нужным поучить вас осторожности. Во мне сказался учитель. Так вот, ничем, к сожалению, помочь вам не смогу. Разве лишь... Переходите из рощи сюда. Если сможете. Если удастся. А ночью выйдете в лес, - показал на лес, видневшийся в окне.
– В роще опасно, да. Вы, вероятно, заметили, мимо рощи - дорога, она связывает шесть селений. В нашей школе и учатся, то есть, учились дети из этих селений. Переходите в школу. Вот все, что могу предложить вам.
– Хорошо. Спасибо. Хорошо, - порывисто лепетала Мария.
– Пойду скажу командиру.
– Идите в рощу другим путем, менее рискованным.
Они прошли в конец коридора.
– Сюда вот, пожалуйста. Черным ходом. Отсюда пойдете по тропинке и кустарником, видите? Кустарник не достигает рощи. Метров сто открытое место. Учтите это.
Мария кивнула: поняла. Глядя на него, уверенного, спокойного, она тоже стала уверенней, спокойней. Еще раз кивнула: поняла, спасибо.
По крутой тропинке, спотыкаясь, спускалась она со взгорья.
2
– Располагайтесь. Пожалуйста.
Роман Харитонович повернул от колонн у входа и двинулся по коридору, освещенному круглыми окнами в торцовых стенах. Вдоль правой стены нагромождены парты, одна на другую. Слева стояли муляжи зверей и птиц, со стеклянными дверцами шкафы с книгами, с коллекциями жуков и бабочек, с глобусами; один глобус, самый большой, повернут восточным полушарием на свет, - коричневые, зеленые, голубые пятна, кружочки, линии, густо засиженные мухами, и оттого казавшиеся совсем спокойными, как бы уснувшими. Спала Чехословакия, спала Польша, спала Франция, и Германия спала. Роман Харитонович шел впереди Андрея и Семена и раскрывал дверь за дверью.
– Учительская... Учебный кабинет физики. И еще учебный кабинет, химия. А вот, пожалуйста, гимнастический зал. Прекрасный, как видите, зал, - вздохнул Роман Харитонович.
– Великолепный зал. Состязания, соревнования, игры. Любимейшее помещение школьников.
– Опять вздохнул. Должно быть, тягостно было ему в пустом и тихом зале, где привык слышать шум, смех, ребячью возню. И пыль на полу, на подоконниках, паутина в углах словно усиливали эту тишину. Вышли из зала.
– Вот классная комната, самая большая, седьмой "Б". Загляните.
Андрей прикидывал: стены кирпичные, крепкие, в случае чего ни пули, ни мины не пробьют. Разве снаряды. Но до артиллерии не дойдет... Окна не близко друг к другу - прижаться к широким простенкам, и пусть бьют в оконные проемы. Он выглянул в окно: подступы открытые - не подобраться, чтоб швырнуть гранату, атаковать двери. Конечно, если внимательно, неослабно следить. Оказывается, школы построены так, что в них можно учиться, но можно и держать оборону, - усмехнулся. Сейчас показалось ему, что для этого даже лучше приспособлены, чем для занятий...