Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
– Да ладно, мама... Я же сказала, - отмахивалась Маринка.
Матвей Никитич, размахивая толстой с красным, из таволги, черенком плетью, говорил Петру Николаевичу:
– Вот сейчас пойду и этого рыжего черта за глотку возьму!
– Трудновато будет, Матвей Никитич, - сдержанно возражал Петр Николаевич.
– Они, говорят, золото лопатой гребут.
– Должен он меня в кумпанию взять, ежели на нем крест есть! кипятился Буянов.
– Крест мы все носим, а при случае готовы один другого на гайтане повесить, - сказал Петр Николаевич.
– Вот, вот! Не надо далеко за примером ходить... Разорил, ограбил...
Медленно, словно крадучись, пряча под кофточкой руки, подошла Маринка и остановилась позади отца. Сквозь густую листву вяза блеснул солнечный луч и осветил взволнованное лицо девушки.
– Вот и наша красавица пожаловала, - изменившимся голосом проговорил Матвей Никитич.
– Обещал я тебе женишка привезти, да не вышло... Придется маленько потерпеть, отложим до другого разочка...
– Ничего не будет этого, дядя Матвей, - тихо сказала Маринка. Она чувствовала, как лицо ее, уши, шея облились пламенем румянца. Выдернув из-под кофточки руку с сафьяновой коробочкой, она осторожно положила ее на колени Матвея Никитича и, наклонив голову, убежала.
Буянов покачнулся, словно от удара, и едва удержался на скамье. Коробочка соскользнула с колен, упала на землю.
– Что же это такое, Петр Николаевич?
– оправившись, грозно спросил Матвей Никитич.
– Ее дело, Матвей Никитич... Она невеста, как хочет...
Однако Буянов все понял иначе. Вскочив со скамьи, дергая всклокоченную бороду, стал ногами топтать коробку.
– Ясное дело! Значит, подороже сошелся, на золотцо променял! Хоть и пегий жених Степанов, зато мошна толста! Так вот отчего ты мне про гайтан плетешок плел... Купца Буянова, значит, и осрамить можно? Может, ты ее азиатам на коней давно променял, все время тут околачиваются... Меня же ограбили, обесчестили, да еще надсмехаетесь!
Буянов поднял тяжелую плеть над головой. Петр Николаевич встал. Он был на голову выше Буянова. Глаза его гневно вспыхнули. Над горбинкой носа дрогнула густая, черная бровь. Наклонив чубатую голову и медленно приподнимая, словно взвешивая, большой мосластый кулак, он заговорил, сдерживая в голосе дрожь:
– Ты, Матвей Никитич, плетью не маши... Спасибо скажи, что находишься в моем доме, гостем моим считаешься, а то бы за обиду... Лучше-ка съезжай со двора и в другом доме ищи честь и место. Я тебя не звал, родства с тобой не искал и не ищу. А слова твои я долго буду помнить... Уезжай пока подобру-поздорову...
Глубоко передохнув, Петр Николаевич замолчал. Из-под черных, аккуратно подстриженных усов блеснул крепкий оскал ровных зубов, загорелая шея напряглась и слилась с гладко подстриженным затылком. Под синей нанковой рубахой дрожали выпуклые, твердые мышцы. Одним ударом он мог бы свалить Буянова насмерть.
Буяновский гнев так же быстро ослабел, как и вспыхнул. Опустив плеть, он, дурашливо изгибаясь, наклонил голову к плечу, подставляя ее, проговорил:
– Ну, ударь старика, ударь... Только и осталось - отдубасить его да со двора вышвырнуть... Бей, чего стоишь! Срами!
– Никто тебя не срамил. Брось комедианничать, не к лицу тебе... Сам себя постыдись, эх ты! За что девку-то мою обидел? Стыд-то есть у тебя!
Для гордого, своенравного Буянова такие слова были хуже удара, больней всякой пощечины. Он уже и сам понимал, что свалял дурака.
Молча пожевав растрепанные усы, упрямо поглядывая на концы запылившихся сапог, Буянов сказал:
– За обиду я и в ответе. Только не тебе меня стыдить... Я, наверное, за спиной лишних двадцать годков имею, могу вгорячах и лишнее слово молвить. Ну что ж, прощай!.. Хозяйке поклонись... Значит, не ко двору пришелся Матвей Буянов, много чести... Вот она, честь-то моя...
Наклонившись, он поднял растоптанную сафьяновую коробочку, сунул в карман и зашагал к воротам.
Не такой разговор он хотел иметь с Петром Николаевичем Лигостаевым. Думал по-родственному душу открыть, посоветоваться, объяснить, что хочет он сначала сам вступить в законный брак с Пелагеей Даниловной, что только ради спасения своих дел, ради сына решился на такой шаг... "Всех бы облагодетельствовал разом: и Палашу, и Родиона, и Маринку, - умиленно думал Матвей Никитич.
– Глядишь, и со Степановыми поладил бы по-хорошему, может, и в кумпанию вошел бы... Инструмент-то для добычи весь налицо, поди до зарезу им нужен и немалых денег стоит. Ведь не с красивым словом, а со своим капиталом в дело прошусь..." С такими мыслями, ведя коня в поводу, Матвей Никитич подошел к дому Степановых.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Курносенькая, в желтой юбочке девчонка провела Матвея Никитича в большую горницу, оклеенную пестрыми, крикливыми обоями. В переднем углу, около стола, на высоком позолоченном кресле, словно султан на троне, в пестром восточном халате, с листом бумаги в руках, с лихо закрученными рыжими усиками восседал Иван Степанов и громко по складам читал:
– "Самовар белый меди шешнадцать рублев и восемь копеек, лисапед детский на резинках одиннадцать рублев, кашемир голубой одна штука сорок пять аршин и три четверти..." Нашла, нет?.. Глянь-ка в том угле, не под Манчестером ли завалился аль под мамашиным шелковым одеялом?..
Жена Ивана Аришка, в голубой, накинутой на плечи шали с кистями, рылась в наваленных в углу комнаты тюках. Тут были и ширмы, и гардины, и целые штуки сукна, и два больших, ярко расписанных деревянных павлина, приобретенных Иваном у ловкого монаха, всучившего свой товар в пьяные руки, и высокие ботфорты времен Петра Первого, и шахматы из слоновой кости, стоившие больших денег.
Иван продолжал тягуче читать. Не то он не видел стоявшего у порога Буянова, не то просто куражился, делая вид, что не замечает его.
– Человек пришел, неужели ты, Ванюша, не видишь?
– сказала Аришка.
– Сто разов тебе говорить! Какой я Ванюша! Я тебе не мальчишка сопливый, у меня будто отечество есть... А то Ванюша! Кто там еще?
– Мир дому сему, - проговорил несколько опешивший Матвей Никитич.
– Здравствуйте!
Иван поднял на Буянова посоловевшие, припухшие глаза. Встал с кресла, запахнул широкие полы халата. Узнав Матвея Никитича, засуетился.
– Милости просим, господин Буянов. Всегда рады встретить такого гостя. Арина Константиновна, оставь покупки-то, приветь гостя дорогова... Это тот самый купец Буянов, о котором я тебе говорил. Имя-отечество, извините, запамятовал. Гость кстати - к горячим пельмешкам. Должок ему надо возвернуть и угощение поставить.